А почему мне так же не сделать? Где он живет, я знаю, детский садик – тоже знаю. Сейчас твой Игоречек, к примеру, либо у соседки через дверь, либо у этой Натальи.
Нина молчала, закостенев. Эдик сказал миролюбиво:
– Ты, главное, не дергайся. Все же очень просто. Дня через три эти кавказские мстители тебя найдут. Ты им сдашь Штопора. Они – найдут Штопора, и тому кранты. Я с мужиками тоже миром разберусь. И все навсегда забудется.
– Если ты тронешь моего Игоречка...
– Не трону. Мне это ни к чему. Но если ты начнешь брыкаться да из оглобель лезть, то уж извини.
Она посмотрела на него, пытаясь найти какие-то аргументы, возражения, но вдруг поняла, что никаких слов нет, да и быть не может. Перед ней сидел затравленный человек из другого мира, – со своими законами и правилами поведения. Она поняла, что если согласится с его, Эдика, предложениями, то данную, сиюминутную беду, возможно, и преодолеешь. Но Эдик врет, когда говорит, что на этом все и кончится.
Весь опыт Нины, ее лагеря, ее приключения и столкновения с людьми криминальными говорили об одном – если пойти на это соглашение, то Эдик от нее уже никогда не отстанет. Никогда, потому что шантажисты не отлипают от своих жертв. И в той или иной форме она на всю жизнь окажется у Эдика «на крючке».
Словно перехватив ее мысли, Эдик облегченно улыбнулся и сказал широко:
– Ладно! Будем считать, что в этом деле мы достигли консенсуса! Кавказские люди придут к тебе денька через три. А скажи-ка, ты не сумеешь мне на недельку какую-нибудь «крышу» подыскать? Меня из моего логова московского уже гонят.
– Уж не у меня ли ты собрался квартироваться? – спросила она насмешливо.
– Нет. Это было бы для нас с тобой невыгодно. Но, может, у тебя еще кто комнатушку сдаст? На неделю, не больше. За это время мы с тобой все проблемы разрешим.
– Ага. Разрешим. А потом что еще тебе от меня понадобится? Работенку тебе подыскать? С подругой познакомить?
Он засмеялся благодушно:
– Вот видишь, как быстро ты все схватываешь! Может быть, мы с тобой еще будем большие дела делать, Нина! Сейчас наше время пришло, время умных, деловых людей.
С резким треском дверь из второй комнаты открылась, и Комаровский сказал с косой улыбкой:
– Все ясно, деловой человек. А теперь сиди тихо и не рыпайся.
В руках у Комаровского оказалось короткое ружье с пистолетной рукояткой, и держал он его твердо, направив ствол в грудь Эдика.
Тот дернулся, привстал, но сел, не сводя глаз с черного зрачка ружейного дула.
– Теперь медленно и неторопливо вытащи лапы из карманов и положи на стол.
Эдик поколебался, лицо его дернула судорога, потом он хмыкнул и плавным движением вытащил из карманов руки, осторожно, как хрустальный тонкий стакан, положил перед собой на стол пистолет.
Из комнаты лениво вышел Воробьев с портативным магнитофоном в руках, вытащил из него кассету, сел в кресло, взглянул на Эдика и спросил с равнодушным презрением:
– Все ясно? Или будут дополнительные вопросы?
Эдик облизнул пересохшие губы.
– Весь разговор записали?
– Абсолютно правильная догадка, – кивнул Воробьев. – Все твое признание, друган, записали. Слово в слово.
– Ментам передадите? – глухо спросил Эдик.
– А вот за дураков нас не держи, – укоризненно заметил Воробьев. – В милицию мы эту пленку не понесем.
– А кому?
– Да как же кому? – удивленно спросил Воробьев. – Понятное дело, что твоим врагам. Зачем нам милиция? Ситуация очевидна. Ты, трус паршивый, подставляешь Нину, появляются заинтересованные люди, и мы тут же сдаем им тебя. А уж ты крутись как знаешь вместе со своим Штопором.
Эдик откинулся на спинку кресла.
– Ваша взяла, сучата. Может, поторгуемся?
– Да нет, – поморщился Воробьев. – Мы ведь торговаться не умеем. Ты нас не за тех принимаешь.
– Так что предлагаешь? – нахмурился Эдик, а руки его на коленях лежали спокойно и присутствия духа он не потерял под ружьем.
– Как что? – с тем же наивным удивлением глянул Воробьев. – Мне показалось, что ты мужик поумнее. Ты со своей стороны НЕ подставляешь Нину под кавказских джигитов, вообще навеки о ней забываешь, а она хранит эту пленку с записью в качестве своей охранной грамоты. Вот и все.
– А где гарантии, что вы этот компромат на меня в дело не пустите, ментам не передадите? – базаристо спросил Эдик.
Воробьев пожал плечами.
– Ты нас своей меркой не мерь. Нам твои дела до лампочки. По моему разумению, тебя прикончат рано или поздно, и скорее рано. Не за эти делишки, так за другие. Такова уж модель твоей жизни. Но мы в твоей судьбе участия принимать не собираемся. Никакого.
Лично мне в грязь не охота. Я думаю, что такого же мнения придерживаются и остальные. Разбирайся со своими друзьями сам.
Эдик глянул на Комаровского, сказал, криво усмехнувшись:
– Убери свою дуру. Мне под дулом говорить тяжело.
– Что поделаешь! Потерпи, дорогой! – захихикал Комаровский. – Вы, сэр, извините, но доверия у меня не вызываете!
– Ладно. Проиграл, – сказал Эдик и взглянул на Нину. – А ты молодец. Не ожидал. Добро. Значит, разошлись, как в море корабли, и больше не пересечемся, так?
– Так, – с трудом ответила Нина.
Эдик медленно поднялся, кончиками пальчиков коснулся своего пистолета и вопросительно взглянул на мужчин.
– Бери, бери свою пушку, – засмеялся Комаровский. – Ты ж без нее половина человека, а нам она ни к чему.
Так же пальчиками, очень медленно, Эдик засунул оружие за пояс, запахнул куртку, натянул на голову кепку, неожиданно улыбнулся дружески и спросил:
– Ну, а на посошок-то можно выпить?
– А как же иначе? – спокойно ответил Воробьев. – Налей ему, Нинок, на прощанье.
Нина взялась за бутылку и пока наливала коньяк в стакан, чувствовала, как дрожат у нее руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131