Мне необходимо было освежиться, и я осторожно направилась в дамскую комнату. Но огромные сильные руки схватили меня сзади, и грубый голос зашептал мне в ухо: «Я наблюдал за тобой весь вечер». «О нет, – подумала я, – этого не может быть, это не так». Это был Поль Грилли, футбольная звезда и мой Ромео, который жил недалеко от меня и потратил много времени и сил, посылая мне любовные письма.
Я обрадовалась, увидев его, – кто-то, наконец, кого я знала.
– Поль, громадный лось, ты задушишь меня! Это замечание произвело ожидаемое действие, и, повернувшись в тисках, я вывернулась из его объятий. Когда я выбралась на простор, я узнала пару лысых типов, Франки и Джонни Руфино, и рассмеялась, как всегда, над тем, как наказала их мать: они выглядели близнецами, хотя Франки был на год старше Джонни. Они всегда были толстыми, но теперь они были двумя круглыми масляными мячами с большими карими глазами, спрятанными в толстых лицах, сияющих испариной. «Пока холостые, – сказали они мне, – живем вместе в старом доме, в котором выросли». Отец и мать умерли, и они продолжали дело своего отца: мостили улицы. Теперь я широко улыбалась, чувствуя свое все большее участие в этом спектакле, а он собирался быть веселым.
Поль наконец покинул меня, когда я попросила его принести выпивку, и у меня было время осмотреть битком набитую комнату. Все еще никаких признаков Ричарда или лысого толстого типа, каким он мог стать. Люди выглядели старыми друзьями, и уровень шума заметно поднимался.
В центре особенно шумной группы стоял Майк, муж Дженис, и я сделала около них следующую остановку. Он был окружен женщинами, каждая из которых старалась превзойти других, хихикая и флиртуя. «Боже, – думала я, – некоторые люди никогда не повзрослеют». Но Майк был щедрым в этот день, который пока продолжался, и я была в душе удовлетворена, когда он выделил меня, по-медвежьи обняв и поцеловав.
Женщина, стоявшая за ним, была одета в совсем не подходящее для нее платье – сложно гофрированное, с оборочками, облегающее ее необъятную грудь, – с яркими анютиными глазками, или, может быть, анемонами. Все это завершалось крашеными белокурыми волосами и огромными, с янтарным оттенком, очками с ее инициалами. Я смотрела на нее какое-то время, ожидая повода заговорить, и из этого видения медленно появилась когда-то темноволосая, болезненно тонкая и плоскогрудая Шарон Стивенсон! Ее полное лицо доброжелательно улыбалось.
– Стала клячей? – спросила она.
Крича и смеясь, мы обняли друг друга. Она… ее грудь… была… ненормальной. Я не смогла удержаться и прокомментировала изменения.
– Нас не улучшили прошедшие годы, и нечего сожалеть об этом, – сказала она твердо.
– Хочешь улизнуть в «Ж» попускать дыма? – спросила я.
Еще более громкий визг, когда мы обнаружили, что ни одна из нас не курила уже несколько лет. Мы хотели перенестись во времена тридцатилетней давности, но суровый мужчина, стоявший рядом, взглянул на нас и, оскалившись в улыбке узнавания, теперь сопровождал нас. Я понятия не имела, кто это такой.
– Господи, Шарон, тип, идущий слева от меня… Как его зовут? – шепотом спросила я.
– Как ты могла забыть! Это Горди Макдональд!
Мой разум помутился, и я посмотрела на лучшего защитника из всех, которых когда-либо производила наша школа. Руки поднялись для объятия, и я воскликнула:
– Горди, ты совсем не изменился!
Он наклонился, чтобы обнять меня, и из-под его плеча, наконец-то, я увидела Ричарда. Я застыла на месте, обхватив руками полностью забытого Горди. Тишина стремительно заполняла мои уши, а внутри меня все дрожало.
Он стоял, прислонившись к стене напротив. Его руки были скрещены на груди, голова наклонена в сторону: поза, до боли знакомая. Он уделял пристальное внимание кому-то, кого я не узнала, но я почувствовала, что он точно знал, где я нахожусь, хотя даже не поднимал глаза. Что-то в выражении его лица, в том усилии, с которым он концентрировался на каждом слове, ясно говорило мне это. Я не могу этого объяснить, но я слишком хорошо его знала.
Загар, наклон головы… Волосы до сих пор причесаны в том же стиле, но магически подморожены серебром. Он стоял в профиль ко мне и выглядел чудесно. У меня было время рассмотреть все это до того, как он медленно поднял голову и посмотрел на меня через всю комнату… через десятилетия.
Улыбка расплылась по его лицу, задев глаза, и появился так хорошо запомнившийся мне румянец: как ярко-красные вспышки среди последних угольков костра. Чувства переполняли меня. Демонстрируя выдержку, я настроилась на Горди, вцепившись в его руку, чтобы сдерживать себя и сейчас, и потом. Приятная улыбка узнавания могла быть достаточной, и я обнажила свои зубы в сдержанной улыбке. Он счастлив видеть меня.
Я продолжала циркулировать по залу, обнимаясь и целуясь, визжа и улыбаясь, пока не устала. Там было очень много людей, около которых можно было остановиться. Одноклассники разъехались по всей стране, некоторые уехали в Канаду. Некоторые были женаты, другие неженаты, а третьи прежде состояли в браке. Довольно многие мало изменились, другие оказались знакомыми при близком рассмотрении, но было несколько человек, которых я не могла вспомнить: видела я их раньше или нет? Я несколько раз мельком поглядывала на Ричарда, чтобы посмотреть, есть ли рядом с ним женщина, но не увидела ни одной, которая могла бы быть его женой.
Наконец я зацепилась за Стива Хофмана, и оказалось, что его жена – Дарлин.
– Мы соединились через пять лет после окончания школы и прекрасно ладим, – сказала Дарлин.
– Как там нижнее белье?
– Неоригинально, но мы подумали, что это могло бы быть смешно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93