Если бы я сказала ему, он, возможно, чувствовал бы себя по-другому. Ричард был много лет назад причиной моего несчастья, и сейчас он опять причина того, что я запуталась и страдаю». Мне нужна была помощь Стюарта, но я не могла попросить его об этом. Меня затягивало в водоворот, и я не знала, как мне удастся оттуда выбраться.
Скорчившись в три погибели в темной комнате, я плакала до тех пор, пока не заснула.
Глава 19
В Новой Англии вновь воцарилось великолепие листопада с его мятежно-победоносной расцветкой. Деревья, все лето одетые в одежды освежающе-зеленого цвета, теперь запахнулись в блестящие манто алой и золотой раскраски, а опавшие листья создавали на земле бронзовый ковер. Сверкающая, красная с белыми вкраплениями, окраска летних цветов сменилась на густой оранжевый и приглушенно-лиловый цвет хризантем. Днем было еще тепло, но наступали холодные тихие ночи.
В большинстве семей жизнь после летнего отдыха вошла в нормальную колею. В школе начались занятия, но Келли, теперь студентка колледжа, оставила родное гнездо. Она явно скучала без нас так же, как и мы без нее, если судить по ее телефонным звонкам, которые случались почти ежедневно. Но это, как меня уверили друзья, у которых дети были старше, скоро пройдет.
– Скоро ты будешь о ней слышать только тогда, когда ей будут нужны деньги.
– Сначала у Стюарта будет инфаркт, когда он увидит счет за телефонные разговоры, – отвечала я.
Келли, наверное, было одиноко, потому что мы с ней подолгу разговаривали поздними вечерами, а это было уже нечто новое в наших отношениях.
Разумеется, в основном она говорила о Филе или о незнакомых мне людях из колледжа, но мне было так приятно слышать ее голос, чувствовать, что мы становимся близкими друзьями. Теперь, когда я оказалась в своей семье единственной женщиной, мне не хватало ее общества. По ночам я ждала, когда скрипнет ее ключ в замке, и огорчалась, когда не слышала его, понимая, что она не придет. А субботние вечера теперь стали совсем другими.
Келли все еще была влюблена в Фила: его имя она произносила с любовью, и голос ее звенел, когда она говорила о нем. Она очень серьезно к нему относилась и хотела, чтобы мы с ее отцом высказывали свое мнение о нем. Она ждала нашего одобрения, но мы предпочитали не возносить этот роман слишком высоко.
– Ты еще очень молода, – предупреждал ее Стюарт, – и впервые в жизни влюблена. Бывает, что чувства и обстоятельства меняются.
– Ты сейчас встретишь столько новых людей, дорогая, и хотя нам нравится Фил…
На самом деле, ввиду полной неопределенности, в которой оказалась моя собственная жизнь, я мало что могла тут сказать. Какие мудрые родительские наставления я могу дать, когда сама веду себя как последняя дура?
Келли теперь была уже не неуклюжая старшеклассница, а взрослая девушка из колледжа. Не знаю, объяснялось ли это влиянием Фила, но за лето она очень повзрослела и теперь попала в ту колею, в которую мы и хотели ее определить. Она начинала с мечты стать фармацевтом, взявшейся, по моему мнению, непонятно откуда, но, как утверждала Келли, навсегда. Но, по крайней мере, было похоже, что она перестала воевать с начальством, больше не употребляла наркотики, редко посещала хмельные вечеринки в колледже, кроме тех случаев, когда она ходила туда с Филом, и имела очень определенные суждения относительно любви, которую теперь собиралась принимать с позиций взрослого человека.
Фил был ее жизнью почти на биологическом уровне.
– Ты не можешь себе представить, каково это – чувствовать, что ты искренне, по-настоящему кого-то любишь! – по-детски восклицала она. Улыбаясь ее энтузиазму, я желала ей счастья и надеялась, что все будет так, как она хочет. Как сказал Стюарт, все может измениться. Никто не знал этого лучше, чем я, но любой человек заслуживает романтики и трепета первой любви.
Брайан тоже во многих отношениях повзрослел и изменился, хотя все еще смущался в обществе взрослых. У него развилось сильное, крепко сбитое тело и были невероятно широкие плечи и путаные представления о жизни.
Его теплые карие глаза светились умом, а восхитительное чувство юмора вызывало у нас колики. Сейчас он хотел стать юристом, но мы не могли относиться к этому серьезно: на следующей неделе он, может быть, заинтересуется психопатологией.
У него была подружка, Кэти, кажется, – яркая привлекательная девочка с самой тонкой талией, какую я когда-либо видела. С нами она почти не разговаривала, но оба часами висели на телефоне, и если поздно ночью из комнаты Брайана доносилось хихиканье, это был признак того, что он наслаждается беседой с Кэти.
Я больше времени стала проводить дома. Все лето я совсем не работала, а начиная со Дня труда, я уходила на работу три дня в неделю. Когда все уходили, в доме становилось очень тихо. Первое время мне это нравилось. Я занималась домашней работой, читала книги и могла посещать неработающих подруг.
Толпа народу в парке, наконец, схлынула, и мы с Мозесом возобновили наши долгие прогулки, благо теперь мы могли гулять, где хотим. Мозес рыскал вокруг, убегал, валялся в листьях, плескался в воде, чрезвычайно довольный своей жизнью. Я же не чувствовала себя такой беззаботной.
Мои мысли постоянно были связаны с Ричардом. Мысленно разговаривая с ним, я пыталась понять, почему столько лет назад он отказался от моей любви, как будто ответ мог иметь какое-то отношение к моей нынешней жизни или как-то повлиять на будущее.
После встречи группы все промежуточные годы исчезли, и Ричард нужен был мне, чтобы убедиться, что он меня любит. «Если я буду в этом уверена, – думала я, – эта сердечная боль, которую я сама не понимала и которая сводит меня с ума, прекратится».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93