– Стюарт, нет, ты ошибаешься. Да, между нами что-то было, но давным-давно кончилось. Я хотела тебе все рассказать, я выжидала удобный момент, я хотела…
– Хотела? Да мне наплевать, что ты хотела, слышишь? Слишком долго продолжался этот спектакль, а я-то ждал и надеялся как последний идиот. Послушай лучше, что я хочу, Андреа, и сделай так, как я скажу. Я хочу, чтобы ты ушла прямо сейчас. Если твой дружок все еще здесь, он подвезет тебя, куда ты хочешь. Уходи!
С маской ярости на лице Стюарт отвернулся от меня и взбежал по лестнице в нашу спальню, хлопнув дверью.
Я стояла ни жива ни мертва, слишком ошеломленная, чтобы плакать. В кои-то веки я разобралась наконец со своими чувствами, и на тебе – нескольких минут хватило, чтобы разрушить все. Стюарт не захотел меня выслушать, не позволил мне все объяснить, но если он думает, что я поползу наверх и буду умолять его выслушать меня, простить… Вот уж дудки!
Я разозлилась, и это было приятно. Я не потерплю унижений, не потерплю, чтобы меня стыдили. Не потерплю, я не такая. Я выбивалась из сил, я порвала с Ричардом, я делала все, что могла, – и вот какая за это плата. Да если он и простит меня, я не намерена оставаться больше в этой дыре. Он не захотел меня выслушать, но теперь-то уж мне все равно. Я ему покажу.
Охваченная черным облаком праведного гнева, я схватила кое-что из ванной, решив, что за одеждой вернусь в другой раз. Мой путь в гараж к машине пролегал через гостиную, и я увидела там забытого всеми Брайана, сидевшего на поскрипывающей кушетке, и при виде его слез весь мой гнев как ветром сдуло. Я обняла и поцеловала его так, будто больше мне этого будет не суждено.
– Мама, что случилось? Что-нибудь плохое?
– Ничего, ровным счетом ничего. Мы с папой немножко поспорили, вот и все. Несколько дни я поживу у тети Лоррейн, так что, если понадоблюсь, – звони. Будь умницей, я люблю тебя.
Вся в слезах, я завела машину и уехала из дому. Ненавижу его, думала я, обоих ненавижу, но до меня медленно доходило, что больше всего я ненавижу себя. Я здорово вляпалась, и теперь должна расплачиваться за свои грехи.
На моем браке со Стюартом можно смело ставить крест, если только, подумала я тотчас же, это не новое начало.
Лоррейн была дома. Лоррейн была душкой – на два дня, так на два дня, она не стала задавать вопросов, просто позволила мне похандрить и до конца испить чашу несчастья. Когда я плакала, она моментально оказывалась рядом, вооруженная платком, садилась подле меня в приятной тишине и сидела так, пока я не выплакаюсь.
Дом Лоррейн был недалеко от больницы, в которой находился отец, и я навещала его пару раз. Мы не слишком-то много говорили, но он слабо улыбался и, казалось, был счастлив, что я с ним. Я не рассказала ему про нас со Стюартом – это было бы чересчур для него в это время, но у меня сами собой текли слезы, стоило мне лишь подумать об этом. Отцу нужны радостные, поднимающие дух новости, а не унылая весть, что брак его дочери распался. Однажды утром я встретила маму, удивив ее, но и ей я ничего не сказала – хватит с нее переживаний из-за отца.
В субботу утром позвонил Брайан:
– Дома так тихо, мама. Папа почти не разговаривает. Мне кажется, он опять собрался куда-то уезжать. У нас кукурузные хлопья кончились. Когда ты вернешься?
– Скоро, сладкий мой, скоро. Просто нам с папой надо некоторое время пожить порознь, все хорошенько обдумать, но ты не беспокойся, не расстраивайся, Брайан, я люблю тебя. Позвони мне, когда он уедет, и я примчусь и посижу с тобой. Все будет прекрасно, вот увидишь. Пусть папа купит тебе хлопьев.
Когда он положил трубку, я всерьез разревелась, и Лоррейн принесла коробку платков и две чашечки кофе. На ее лице было написано, что она ждет объяснений теперь же, не откладывая.
– Все началось прошлым летом, когда я встретила своего школьного друга, – заговорила я. – Помнишь Ричарда Осборна? В школе мы проводили с ним уйму времени вместе – да-да, это было здорово, помнишь же, какой он веселый! Он пришел на вечер встречи выпускников. Все эти годы я не видела его, а он оказался не менее красив, чем прежде, и… О, я не знаю, почему, но он вскружил мне голову, и я на время забыла о Стюарте, о детях, о том, что я замужняя дама средних лет. Мне будто бы снова было восемнадцать. Ох, Лори, он заставил меня по-настоящему почувствовать себя. Ты представить себе не можешь, как это восхитительно, когда есть кто-то, интересующийся только тобой, исключительно твоей персоной. Не потому, что я мама, которая принесла что-то вкусненькое, или домашняя прислуга, которая гладит рубашки, а потому, что ему интересна ты как личность, как человек, с которым можно посмеяться и поговорить, которого можно послушать и с которым можно… заняться любовью.
Когда смысл сказанного дошел до Лоррейн, у нее перехватило дыхание.
– Да, – оборонялась я, – мы занимались любовью, и в постели он был великолепен. Я знаю, что это шокирует тебя, но, пожалуйста, не суди меня, Лоррейн. Он подарил мне ощущения, которые не мог дать Стюарт. Я не ищу оправдания моим поступкам, но знаешь, в каком-то смысле я даже рада, что все это произошло. Моя жизнь была сплошной скукой, я чувствовала себя совсем старухой, а этот роман, пусть он был и против правил, заставил меня вновь поверить в себя.
– Я заметила, – сказала Лоррейн. – У тебя с самого Рождества очень довольный вид. Лишь иногда тебя что-то тревожило, а так ты вся сияла, и глаза у тебя сверкали, как у влюбившейся девчонки.
– Ричард напомнил мне, как это прекрасно – быть влюбленной. Не думаю, что я была влюблена в него, просто я чувствовала себя влюбленной – это не дающее дышать возбуждение, разливающееся в желудке, это заставляющее трепетать предчувствие, что с тобой вот-вот случится что-то хорошее… Я не могу описать это, но со Стюартом я никогда не ощущала ничего подобного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93