– Какого черта ты не позвонила мне?
Она вздрогнула, когда Денни схватил ее за руку.
– Я не обязана это делать. Но это сделал кто-то другой.
– Это мама, – признался он. – Она сказала, что Тим спрашивал обо мне.
– Должно быть, из-за обезболивающей таблетки.
– Эрин, Господи, перестань. – Он нахмурился, и она, стоя рядом с ним, заметила как он бледен. – Где он?
Эрин старалась справиться с собой – Мег не посчиталась с ее желанием, она предала ее.
– А ты не догадываешься? – Он вырос в этом доме и должен бы знать.
– В моей комнате?
– В своей комнате, – поправила его Эрин.
Денни натянул свою кепку на темные волосы точно таким же движением, как обычно натягивал ковбойскую шляпу перед скачкой, но сейчас он передвигался с трудом.
– Поставь еще одну тарелку, – бросил он на ходу по дороге из кухни. – Я приехал из Дуранго. – Его горящие глаза бросили ей вызов, и на губах мелькнула легкая улыбка. – Но откуда ты знаешь, что я был в Юте?
Если бы не Тим, он не приехал бы.
Пока Денни медленно, прихрамывая шел по коридору и поднимался наверх, слова Эрин преследовали его и звенели в ушах как предупреждение – именно так она их произнесла. Там, наверху, Кен. Ворча от боли, он преодолевал лестницу, вспоминая лицо Эрин таким, каким сегодня в первый раз увидел его.
С тех пор как родился Тим, они встречались всего несколько раз, и то очень ненадолго, но с каждым разом она становилась все красивее. В это лето она проводила Тима на самолет, как любая другая волевая, независимая женщина, решившая жить без мужчины. Если не считать немногословных телефонных разговоров о Кемосабе ранней весной, он говорил с ней по телефону только несколько раз до и только во время визита Тима – короткие телефонные разговоры, полные организационных проблем и ничего больше, если не считать нежного звука голоса Эрин.
К счастью, Эрин не знает о том, что он возит с собой ее фотографию, моментальный снимок в дешевой металлической рамке, сделанный в тот период, который он называл их медовым месяцем – три дня в придорожном мотеле во время его первого финала Национального родео в Лас-Вегасе, три дня, когда он не выступал с быками, три дня взаперти, когда они растворялись друг в друге, три дня в постели, пока не прервалось дыхание от избытка любви.
Тогда Эрин была совсем молоденькой девушкой, теперь стала зрелой женщиной, стройной и гибкой как тростинка; ее маленькая грудь округлилась и по форме как раз подходила мужской руке, бедра, когда-то узкие, как у мальчика-подростка, слегка раздались и теперь великолепно качали бы мужское тело, голодное мужское тело.
Он подавил невольное возбуждение. Нет, есть вещи, которые никогда не изменятся. Например, ее волосы, которые все еще сохраняли свой оттенок. Их нельзя было назвать по-настоящему рыжими, но он не знал, каким словом можно определить эту легкую рыжину, покрытую золотом, и тот свет, который они излучали, даже собранные в свободный пучок.
Сейчас в кухне он проиграл, она перехитрила его, пусть так, но в тот момент, когда он увидел ее у раковины, ничто на свете больше не имело значения. Он почти пересек комнату, и она чуть не оказалась в его объятиях, еще немного, и он поцеловал бы ее, но холодный взгляд зеленых глаз напомнил ему о пропасти между ними, и вместо этого он прижался к двери. Никогда раньше она так не смотрела на него, никогда до этого момента. И он решил, что она тоже изменилась. С трудом сдерживаясь, чтобы не подойти к ней, он нагрубил и заметил, как ее красивые губы сжались в прямую линию.
Он ей не нужен. Ну что ж, это неудивительно.
Денни с болью преодолел подъем по лестнице и остановился на пороге своей бывшей комнаты, рассматривая открывшуюся перед ним картину. Он помнил многое из того, что происходило в этой комнате, а теперь здесь лежал Тим; его темные волосы были растрепаны, на бледной коже резко выделялись веснушки, а этот нежный детский рот… и этот драндулет из гипса на его тоненькой левой ручонке… ярко-зеленый гипс, весь разрисованный картинками.
У Денни у самого разболелась поврежденная рука, он почувствовал, что комната закружилась, будто он, оставшись без снаряжения, сидит на брахме, который старается сбросить его ко всем чертям. Его покалеченный ребенок. Он никогда не задумывался, что почувствует, если с Тимми что-нибудь случится, а его не будет рядом. Зато рядом всегда будет Кен, таково реальное положение вещей в Парадиз-Вэлли.
Наблюдая за своим братом и за своим сыном, Денни оперся о дверную раму, словно сегодня был не в состоянии справляться с собственным телом. Его забинтованные ребра болели, и вместе с ними болело сердце; его лицо и все тело было полно болью.
– Как дела, Кен? – наконец произнес он.
Его брат, сидевший на кровати рядом с Тимом и вместе с ним смеявшийся над шедшим по телевизору диснеевским мультфильмом, резко обернулся.
– Какого чер…
– Разве ты не видишь, это я.
– Папочка! – Тим вскочил с кровати, не обращая внимания на больную руку. – Папочка, я знал, что ты приедешь! – Он прижался к больной ноге Денни.
Поморщившись от боли, Денни подхватил его на руки и уткнулся лицом в душистые волосы, а Тим крепко обнял отца за шею.
Кен, нахмурившись, отошел в сторону. Нужно что-нибудь придумать, что-нибудь подобное тому, что он сделал, когда родился Тим. Нужно сказать что-то, от чего у Денни подкосились бы ноги. Денни прикрыл глаза и наслаждался ощущением хрупкого тельца своего маленького сына, прижимавшегося к его груди и животу.
– Заблудшая овца возвращается, – высказался наконец Кен.
– Не думай, что я буду дожидаться твоего приглашения.
– Что ж, добро пожаловать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118