И кислорода в атмосфере не то что не прибавилось, а даже уменьшилось, к тому же он изрядно был разбавлен винными парами, щедро извергаемыми мерзким мужичонкой вместе с матом. В тандеме с бабой Любой это была гремучая смесь, способная в любой момент подорвать хрупкое коммунальное равновесие.
Взрыв грянул, и детонатором послужила Соня.
В своем пасмурном настроении она и думать забыла о давнем предостережении Фросечки – не оставлять на кухне съестного, если муж Валентины, Васятка, отбывает в квартире краткий период между отсидками. Поставила на плиту кастрюльку с овощным рагу и ушла в свою комнату, даже газ не включила. Забыла. А когда вспомнила и вернулась на кухню, кастрюлька была девственно чиста.
Сначала Соня подумала, уж не сама ли в прострации употребила ее содержимое, и даже попробовала восстановить в памяти утраченные детали, однако пустой желудок решительно опроверг нелепое предположение.
– Так, – сказала Соня. – Так.
И, ухватив кастрюльку, рванула было по коридору. Но не смешны ли страсти по овощному рагу? И стоит ли опускаться до уровня бессмысленного пьянчужки? Конечно же, нет.
И остроумная Соня взяла лист бумаги, нарисовала на нем увесистую фигу (то бишь не плод фигового дерева, а именно кукиш – известнейшую комбинацию из трех пальцев) и следующим вечером положила в пустую кастрюлю, оставленную на плите.
Между прочим, это только теперь сия бесхитростная фигура, в смысле кукиш, означает «накося выкуси», а изначально это был некий фаллический символ, поясняющий оппоненту стремление надругаться над ним в извращенной форме.
Трудно, конечно, предположить в бессмысленном Ваське даже зачатки столь глубоких гносеологических познаний. И неизвестно, что именно привело его в подобную необузданную ярость – отсутствие ужина или наличие фиги. Но факт остается фактом – взревев подстреленным зверем, он ринулся по коридору, колотя многострадальной кастрюлей в торопливо закрытые двери. Незапертой осталась лишь его собственная комната. И когда из нее послышались звуки побоища, лебединые крики бабы Любы и предсмертные хрипы Валентины, Соня вызвала милицию.
На разборку прибыло сразу три блюстителя порядка, вооруженных короткоствольными автоматами АКС. И Соня даже подумала, что, наверное, в районные отделения Центрального административного округа, как в гренадерский полк ее императорского величества Елизаветы Петровны, подбирают оперуполномоченных по росту и стати.
Наученный всей своей предыдущей жизнью, Васятка мгновенно присмирел, жильцы в полном составе высыпали в коридор, и инцидент, вероятно, закончился бы суровым внушением бытовому хулигану. Но один из витязей прекрасных зачем-то полюбопытствовал, кто вызвал милицию, и Соня честно ответила: «Я».
– Ах ты ж, сука рваная! – закричал Васька неожиданно высоким бабьим голосом и широко размахнулся.
Так широко, что Соня не то чтобы успела увернуться, скорее присела от ужаса. И увесистый удар пришелся одному из милиционеров аккурат по лицу.
События мгновенно приняли совсем другой оборот. Васятку скрутили и, к всеобщей радости, уволокли в известном направлении. Что, в общем, тоже не прибавило Соне особого оптимизма, ибо напоследок он пообещал ей скорую и незабываемую встречу.
Дальше – больше.
Томительный день закончился, но сон не приносил облегчения – бежал от Сони. А ночью человек беззащитен, открыт для боли и горьких мыслей. Особенно в тот странный, тревожный час перед рассветом, когда клубятся по углам, глядят из темноты ночные незваные гости, и рушится зыбкая грань между бредом и явью, и не кричал еще первый петух, гоня в преисподнюю кошмарные тени, снимая чары.
И в зыбком свете занимающегося дня Соня с невыразимым ужасом увидела, что ручка на ее двери медленно поворачивается. Кровь застыла в жилах, и каждая клеточка ее тела, лишенная этого живительного тока, забилась, запульсировала, отчаянно протестуя.
Мыслей было только две. Первая – кошмарная – пронзила ее ледяными иголками: вернулся Васятка, спеша расквитаться за позор и обиду.
Вторая была досадливая: любвеобильный Костя Стариков давно поглядывал на нее горячим масляным взглядом, а с исчезновением Даника активизировался чрезвычайно. Именно от него она каждый вечер тщательно запирала свою дверь и вдруг оплошала и не заперла. Как же она так?
Естественно, Соня его не боялась. Еще чего не хватало! Но кому нужны эти водевильные ситуации, пошлые и нелепые? Однако действительность приготовила ей совсем другой, гораздо более оригинальный сюжетец.
Дверь бесшумно отворилась, и в неверном сумеречном свете в комнату вплыла баба Люба. Ее заплывшие глазки на одутловатом лице были широко открыты, а руки с растопыренными пальцами вытянуты вперед. Седые сальные пряди рассыпались по плечам. Бесформенная ночная рубашка, сшитая рукодельной Валентиной из старой простыни, пестрела застарелыми пятнами. Заскорузлые шлепанцы, задубевшие от мочи, и слоновьи ноги с синеватой куриной кожей, разрисованные сеточками сосудов. Восставшая из гроба, тронутая тлением горгулья.
– Что вам здесь нужно?! – фальцетом взвизгнула Соня.
И резкий звук петушиным криком разорвал тишину, пугая призраков.
– Ой! – очнулась баба Люба. – Я дверью ошиблась…
И попятилась вон из комнаты. А Соня напряженно смотрела на ее бледные ноги – не заструится ли по ним зловонная желтая жижа, что, уж конечно, явилось бы последней каплей как в прямом, так и в переносном смысле.
Но Бог миловал. Дверь со злобным стуком затворилась, и Соня, как ни странно, уснула.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22