ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Вообще говоря, так как все человеческие слова в их
первоначальном смысле означают что-то наглядно-пространственное, то са
мая возможность их употребления в «переносном» психологиче
ском смысле предполагает какое-то глубокое реальное сходство или сродс
тво между «внешним» и «внутренним» бытием. Конечно, и здесь угождающая н
ашим предубеждениям теория услужливо предлагает нам «простое» Ц слиш
ком простое, т.е. искажающе упрощающее, Ц объяснение, что аналогия лежит з
десь только в человеческих «чувствах», сопровождающих восприятие внеш
ней реальности. Мы ограничиваемся в ответ на это приведением мудрого воз
ражения Бергсона: «Не будем поддаваться обману иллюзии. Бывают случаи, к
огда именно образный язык точно передает существо дела, тогда как язык о
твлеченных понятий остается прилепленным к поверхностной видимости ве
щей».
Подведем итог. Факт «красоты» или «эстетического опыта» неопровержимо
свидетельствует о глубоком внутреннем сродстве в самой структур
е объектов «внешнего» и «внутреннего» опыта, о неком единстве межд
у внешним предметным бытием и внутренним «самобытием». Более того: сам э
стетический опыт, само эстетическое переживание есть некое особое сост
ояние бытия, в котором стирается сама грань между «объективн
ым» бытием и бытием «внутренним», «субъективным». При всем бесконечном м
ногообразии объектов и форм эстетического опыта, «тем» и «стилей» худож
ественного творчества, ему дано открывать нашему взору то измерение или
тот слой реальности, о котором уже нельзя вообще сказать, идет ли дело об «
объективном» или «субъективном», а можно лишь сказать Ц мы уже знаем, чт
о означает эта логическая форма, Ц что эта реальность сразу и
объективна, и субъективна, или что она ни объе
ктивна, ни субъективна. В опыте «красоты» нам открывается по с
уществу непостижимое единство реальности как таковой Ц за
пределами категорий внешнего и внутреннего, объективного и субъективн
ого Ц другими словами, глубокое, таинственное Ц «прозаически» необъяс
нимое, но самоочевидное во всей своей таинственности Ц сродство
между интимным миром человеческой душевности и основой того, что п
редстоит нам как внешний мир предметной реальности.
На основании сказанного могло бы показаться Ц и это не раз казалось чел
овеческому духу, Ц что в явлении красоты содержится разрешение трагиче
ской загадки, мучающей человеческое сердце, открыт выход из двойственно
сти, из онтологического разлада, составляющего существо трагизма челов
еческого существования. Увы, это не так. И здесь уже не какая-либо теория, а
сама жизнь наталкивает нас на долю правды, которая содержится в чувстве
«иллюзорности», «не-серьезности», недостаточной онтологической
обоснованности того, что открывается нам в эстетическом опыте. Нам,
бесспорно, открывается в нем некая подлинная реальность; но сама эта реа
льность как-то лишь «поверхностна», не объемлет целиком всей глубины быт
ия. Красота относится скорее лишь к «облику» реальности, чем составляет
ее подлинное существо, ее корень, определяющий целиком всю ее структуру.
Красота, правда, указует на некую глубокую тайну бытия, на какую-то черту е
го последней глубины, но она скорее лишь намекает на нее, знаменует ее и ос
тается сама загадкой, не разъясняя нам, как согласовать то, о чем она свиде
тельствует, со строением реальности, поскольку мы совершенно серьезно и
правдиво отдаем себе отчет в нем, испытываем его в нашей жизни. Как часто,
напр., «божественной», умиляющей нас красоте женского лица соответствуе
т пустая, ничтожная, суетная «прозаическая душа»! Как часто даже то, что мы
зовем «душевной красотой», не достигает последней глубины человеческо
го духа, а прикрывает глубинную дисгармоничность, разлад, бесформенност
ь или даже безобразие! Тем более вся природная красота Ц будет ли то крас
ота могучего дикого зверя, какого-нибудь тигра, или возвышенная красота
океана, грозящая мореплавателю смертью, или красота тропического пейза
жа, таящего под собой ужасы всегда возможного землетрясения, Ц есть кра
сота наружного облика существа и вещей, под которой скрывается хаос разр
ушения, дисгармонии, борьбы и смерти. И сам художник Ц человеческое суще
ство, живущее в стихии красоты и упоенное ею, Ц лишь в редчайших случаях,
да и то никогда не сполна Ц бывает внутренне, во всей своей жизни просвет
лен этой стихией; по общему правилу, в нем остается Ц в его подлинном цело
стном самобытии, как оно выражается в его личной внешней и внутренней жи
зни, Ц та же темная, неосмысленная, внутренне ничтожная реальность чист
ой субъективности, что и у всех других людей: «и из детей ничтожных мира, б
ыть может, всех ничтожней он»
[iv] Не совсем точная цитата. У Пушкина:
И
меж детей ничтожных мира,
Быть может, всех ничтожней он. («Поэт»).[iv] ; и
красота как таковая не спасает его ни от разрушающих сил зла, ни от трагиз
ма человеческой жизни. Красота как таковая нейтральна, в каком-то смысле
равнодушна к добру и злу. Знаменуя какую-то потенциальную гармонию бытия
, она мирно сосуществует с его актуальной дисгармонией; более того, она са
ма, по глубокому указанию Достоевского, сочетает в себе «божественное» с
«сатанинским», Ц ибо где что-либо прельщает нас обманчивой видимостью,
там мы имеем дело с началом демоническим. В трагическом жизненном опыте
Боттичелли, Гоголя, Толстого это несовпадение красоты Ц эстетиче
ской гармонии Ц с подлинной, примиряющей и спаса
ющей нас сущностной гармонией бытия сказалось конкрет
но с потрясающей убедительностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208
первоначальном смысле означают что-то наглядно-пространственное, то са
мая возможность их употребления в «переносном» психологиче
ском смысле предполагает какое-то глубокое реальное сходство или сродс
тво между «внешним» и «внутренним» бытием. Конечно, и здесь угождающая н
ашим предубеждениям теория услужливо предлагает нам «простое» Ц слиш
ком простое, т.е. искажающе упрощающее, Ц объяснение, что аналогия лежит з
десь только в человеческих «чувствах», сопровождающих восприятие внеш
ней реальности. Мы ограничиваемся в ответ на это приведением мудрого воз
ражения Бергсона: «Не будем поддаваться обману иллюзии. Бывают случаи, к
огда именно образный язык точно передает существо дела, тогда как язык о
твлеченных понятий остается прилепленным к поверхностной видимости ве
щей».
Подведем итог. Факт «красоты» или «эстетического опыта» неопровержимо
свидетельствует о глубоком внутреннем сродстве в самой структур
е объектов «внешнего» и «внутреннего» опыта, о неком единстве межд
у внешним предметным бытием и внутренним «самобытием». Более того: сам э
стетический опыт, само эстетическое переживание есть некое особое сост
ояние бытия, в котором стирается сама грань между «объективн
ым» бытием и бытием «внутренним», «субъективным». При всем бесконечном м
ногообразии объектов и форм эстетического опыта, «тем» и «стилей» худож
ественного творчества, ему дано открывать нашему взору то измерение или
тот слой реальности, о котором уже нельзя вообще сказать, идет ли дело об «
объективном» или «субъективном», а можно лишь сказать Ц мы уже знаем, чт
о означает эта логическая форма, Ц что эта реальность сразу и
объективна, и субъективна, или что она ни объе
ктивна, ни субъективна. В опыте «красоты» нам открывается по с
уществу непостижимое единство реальности как таковой Ц за
пределами категорий внешнего и внутреннего, объективного и субъективн
ого Ц другими словами, глубокое, таинственное Ц «прозаически» необъяс
нимое, но самоочевидное во всей своей таинственности Ц сродство
между интимным миром человеческой душевности и основой того, что п
редстоит нам как внешний мир предметной реальности.
На основании сказанного могло бы показаться Ц и это не раз казалось чел
овеческому духу, Ц что в явлении красоты содержится разрешение трагиче
ской загадки, мучающей человеческое сердце, открыт выход из двойственно
сти, из онтологического разлада, составляющего существо трагизма челов
еческого существования. Увы, это не так. И здесь уже не какая-либо теория, а
сама жизнь наталкивает нас на долю правды, которая содержится в чувстве
«иллюзорности», «не-серьезности», недостаточной онтологической
обоснованности того, что открывается нам в эстетическом опыте. Нам,
бесспорно, открывается в нем некая подлинная реальность; но сама эта реа
льность как-то лишь «поверхностна», не объемлет целиком всей глубины быт
ия. Красота относится скорее лишь к «облику» реальности, чем составляет
ее подлинное существо, ее корень, определяющий целиком всю ее структуру.
Красота, правда, указует на некую глубокую тайну бытия, на какую-то черту е
го последней глубины, но она скорее лишь намекает на нее, знаменует ее и ос
тается сама загадкой, не разъясняя нам, как согласовать то, о чем она свиде
тельствует, со строением реальности, поскольку мы совершенно серьезно и
правдиво отдаем себе отчет в нем, испытываем его в нашей жизни. Как часто,
напр., «божественной», умиляющей нас красоте женского лица соответствуе
т пустая, ничтожная, суетная «прозаическая душа»! Как часто даже то, что мы
зовем «душевной красотой», не достигает последней глубины человеческо
го духа, а прикрывает глубинную дисгармоничность, разлад, бесформенност
ь или даже безобразие! Тем более вся природная красота Ц будет ли то крас
ота могучего дикого зверя, какого-нибудь тигра, или возвышенная красота
океана, грозящая мореплавателю смертью, или красота тропического пейза
жа, таящего под собой ужасы всегда возможного землетрясения, Ц есть кра
сота наружного облика существа и вещей, под которой скрывается хаос разр
ушения, дисгармонии, борьбы и смерти. И сам художник Ц человеческое суще
ство, живущее в стихии красоты и упоенное ею, Ц лишь в редчайших случаях,
да и то никогда не сполна Ц бывает внутренне, во всей своей жизни просвет
лен этой стихией; по общему правилу, в нем остается Ц в его подлинном цело
стном самобытии, как оно выражается в его личной внешней и внутренней жи
зни, Ц та же темная, неосмысленная, внутренне ничтожная реальность чист
ой субъективности, что и у всех других людей: «и из детей ничтожных мира, б
ыть может, всех ничтожней он»
[iv] Не совсем точная цитата. У Пушкина:
И
меж детей ничтожных мира,
Быть может, всех ничтожней он. («Поэт»).[iv] ; и
красота как таковая не спасает его ни от разрушающих сил зла, ни от трагиз
ма человеческой жизни. Красота как таковая нейтральна, в каком-то смысле
равнодушна к добру и злу. Знаменуя какую-то потенциальную гармонию бытия
, она мирно сосуществует с его актуальной дисгармонией; более того, она са
ма, по глубокому указанию Достоевского, сочетает в себе «божественное» с
«сатанинским», Ц ибо где что-либо прельщает нас обманчивой видимостью,
там мы имеем дело с началом демоническим. В трагическом жизненном опыте
Боттичелли, Гоголя, Толстого это несовпадение красоты Ц эстетиче
ской гармонии Ц с подлинной, примиряющей и спаса
ющей нас сущностной гармонией бытия сказалось конкрет
но с потрясающей убедительностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208