Одни говорят, Мансабуро привез две-три тысячи. Другие: мол, раз он отдает долг Ияма, должно быть, – тысяч пять… А то поговаривают, что все десять нажил… во как!
Мансабуро. Ха-ха-ха, от пересудов никуда не денешься…
Ямакагэ. Из наглей деревни уехали десять семей, а преуспел ты один. (Испытующе смотрит.) Сколько ж ты заработал? Отгадать? (Растопырив пальцы на руке.) Пять тысяч?
Мансабуро. Ха-ха-ха…
Ямакагэ. А?!
Фурумати. Сейчас в деревне и про Бон забыли, все шумят, только и гадают, какое у вас с О-Тори состояние. Мир перевернулся. Мать-то твоя что должна чувствовать?!
Мансабуро. Верно, так или иначе все уладилось…
Ямакагэ. Кстати, Сабу… (покашливает) на минуточку, разговор имеется. Все о тех же долгах… Дело в том, что мы не знали о твоем возвращении…
Мансабуро. А, вот вы о чем! Спасибо вам огромное. Мне все подробно доложили и матушка, и Кихэй… вы уж нас извините…
Ямакагэ Гм… Да, мы вроде договорились уже о расчете, но…
Фурумати внимательно слушает.
Но с нашей стороны такое соглашение в какой-то мере уступка, ведь мы имели дело с твоей матушкой. (Говорит себе под нос, полушепотом). Ну а раз ты приехал, нам надо все заново оговорить. Исэкин – особая статья, а мы вот с матушкой Фурумати одного мнения. (Покашливает.)
Мансабуро. Так в чем же дело?
Ямакагэ (потупившись). Короче, мы в общем хотим, чтоб с нами рассчитались наличными, как с Ияма.
Мансабуро. Ну уж извините, сэнсэй, ведь у нас посредник был, Кихэй…
Фурумати смотрит на Ямакагэ. словно желая сказать. ‹Говорила я!»
Ямакагэ. Но раз мы встретились с тобой, нам не нужны никакие посредники!
Входит О-Тори; возникает неловкое молчание.
О-Тори. Ага, все в сборе…
Фурумати (в растерянности). Ходила танцы смотреть?
О-Тори. Подойдешь – и сердце сжимается, чувствуешь, что и впрямь вернулась на родину. Мы с вами, сэнсэй, в прежние времена тоже неплохо танцевали, ха-ха-ха…
Ямакагэ вымученно улыбается.
Мансабуро (с хмурым видом). Эти господа, тетушка, сказали, что хотели бы получить с меня…
О-Тори. А что, есть еще какие-то счета?
Мансабуро. Да нет, все те же, о которых Кихэй договаривался.
О-Тори. Еще чего! (Пауза.) Вам же заплатили, сэнсэй?
Ямакагэ (в замешательстве). Кх, это… да нет. Я верну все, что взял вместо денег… Ну, это – лошадь и двенадцать циновок.
О-Тори. Да не может быть, чтоб вы всерьез… Что вы?!
Ямакагэ (себе под нос, полушепотом). Да нет, мы тут с матушкой Фурумати посовещались…
О-Тори (вдруг переходя на крик). Чушь какая-то! Раз вы не шутите, я тоже кое-что скажу! Вам тут, может, море по колено – ведете себя с деревенскими мужиками, как заблагорассудится, но О-Тори прошла огонь и воду, со мной этот номер не выйдет. Вы меня плохо знаете! Шантажисты!
Ямакагэ (робко). Да я же не с тобой разговариваю, а с Сабу…
О-Тори (в гневе). А это все равно! Думаешь, Сабу – простачок, вот и хочешь его надуть! Мошенники! Вы…
Ямакагэ (удивленно). Как? Мошенники?!
О-Тори. Вот именно! Я вас выведу на чистую воду! Вам понравится, если я раззвоню по всей деревне?! На это я мастерица, это я люблю! Полюбуйтесь: этот господин не держит своего слова.
Фурумати и Ямакагэ смущенно молчат.
Фуру мат и. Ни к чему так кричать, О-Тори! Люди ведь услышат…
О-Тори. А я и кричу, чтоб меня услышали. И всюду буду кричать.
Фурумати (еще более растерянно). Нам лучше уйти, доктор. Позору не оберешься. С этой женщиной спорить… (Направляется к выходу.)
О-Тори. А я вам так просто не дам уйти. Мы еще не кончили разговора. Ну-ка, сядьте, пожалуйста. Я хочу от вас все точно услышать.
Ямакагэ и Фурумати в замешательстве останавливаются у двери. Бодро влетает Кихэй.
Кихэй. Дело сделано! Ой, и вы тут, уважаемые? Надо пропустить по чарочке за удачу.
Ямакагэ и Фурумати возвращаются.
Сабу! Старик Ияма разложил денежки и всем, кто ни придет, похваляется, что, мол, эти денежки с юга приехали. Да, и взял он только тысячу двести пятьдесят иен. Остальные – сколько там? – две иены пятьдесят дзэни уступил, чтоб было на что обмывать. Вот и расписка: «Получил сполна». На, Мансабуро, погляди хорошенько.
Мансабуро (с трепетом берет расписку). Все точно.
О-Тори. Что ты сказал? Уступил две иены пятьдесят дзэни? Так?
Кихэй. Ага. Уступаю, говорит, две иены пятьдесят дзэни из общей суммы тысяча двести пятьдесят две иены пятьдесят дзэни. Для такого жадюги это здорово!
О-Тори (кричит). Отнеси обратно! Что за дурень! Ты же отдавал громадный долг, это тебе не штуку ткани купить! Отнеси и скажи: Сабу не так беден, чтобы выклянчивать гроши!
Кихэй. Сестрица! Ты недовольна?! А я-то его обхаживал… Ну хорошо, хорошо!
О-Тори. Что хорошо-то?! Ишь, голову потерял от восторга! Дурак ты нищий, вот кто!
Кихэй. Не срами меня…
О-Тори. Противно слушать! Вот увидишь, завтра старик об этом по всей деревне растрезвонит. Пойдет трепать, мол, сделал скидку Мансабуро – не иначе. Неси обратно!
Кихэй. Постой, не сердись так, сестрица!
О-Тори. Ладно! Давай сюда эти две иены и пятьдесят дзэни. Я их сама ему в рожу швырну. Он меня еще не знает, скотина…
Кихэй (растерянно). Да подожди! (Смущенно достает бутылочку сакэ.) Понимаешь, я по дороге купил.
О-Тори. Что?! На эти деньги?!
Кихэй. Да не принимай ты близко к сердцу! Это он мне дал на сакэ, я для себя выпрашивал…
О-Тори. Ах, подлая твоя душа, пропащий ты человек!
Кихэй. Он у меня не посмеет об этом и слова сказать! Я сам позабочусь. (Услужливо приносит чашку из кухни и передает ее Мансабуро.) Вот и чарка! Итак, все решилось, надо поздравить хозяина! И я свое дело сделал, Сабу!
О-Тори. Похоже, нет, Кихэй!
Кихэй. А что?!
О-Тори. Эти уважаемые господа пришли высказать недовольство тем, как ты все уладил.
Кихэй.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14