Я думаю о том, как иногда, по ночам, вспоминаю глупую шутку, которую услышала в школе и забыла рассказать маме и Жизель, потом я начинаю думать обо всех тех местах, куда нам надо съездить, о том, сколько нам осталось жить в нашем доме, о том, как утекает время. Я хочу сказать маме об этих ночных мыслях, плавающих у меня в голове, о шутках, планах, тревогах, но почему-то не могу собрать их вместе. И не могу сказать ей о том, что ко мне приходит его призрак. Хотя он не боится окончаний и наблюдает за нами с темного края неба.
Глава 15

Студенты-медики научатся уважать границы в отношениях между врачом и пациентом (то есть научатся отличать личное отношение от профессионального).
Я просыпаюсь оттого, что Холли бьет по моим голым ногам своей теннисной кроссовкой. Сола нигде не видно. Она садится, зажимая юбку между ногами, и я вспоминаю, что мы забыли привезти Холли одежду, пока она лежала в больнице.
– Чем вы тут занимались? – Она выдергивает сухую травинку и сует в рот.
– Спали.
Она кивает и щурится от лучей заходящего солнца.
– Мама рассказывала тебе свои истории?
Я киваю, потом тянусь и хватаюсь руками за длинные лезвия травы, чтобы подняться.
– Надо подстричь этот безумный газон.
Холли кивает, выплевывая обрывки травы изо рта.
– Не беспокойся, твой новый приятель уже сказал, что берет это на себя. Господи, сколько ж вы выпили?
– Да немного, – говорю я, пиная бутылки, и приподнимаюсь на руках.
– Мне нора, – говорит Сол, выходя из дома и улыбаясь. – Но я вернусь попозже, узнать, как дела у нашей болезной. – Он подмигивает Холли. – Как поживаешь?
– Еще больно, прыжки в длину уж точно пока запрещены.
Мы входим в дом, мама готовит на ужин любимые блюда сестры: картофельный салат и колбаски из тофу с макаронами и сыром. Я съедаю чуть-чуть, но мне не по себе, и я не могу есть, поэтому я домываю пол, глажу шторы, а мама засыпает на диване перед телевизором под одиннадцатичасовые новости.
Позже той же ночью Холли приходит ко мне в комнату, где я разглядываю старые школьные рентгенограммы и все еще пытаюсь осознать тот факт, что мама была знакома с Томасом до Миши. Я не знаю, куда девать эти сведения, как поместить их в мое досье против него. Тайный смысл всего этого ужасен.
Холли стоит в дверях, она только что из душа. Ее непритязательная стрижка под ежик отросла, и она пригладила волосы назад. Она в своей любимой одежде: спортивном лифчике и папиных пижамных штанах. Одну ступню она зацепила за щиколотку, на груди синяки: сине-бордовые бабочки расправляют крылья из-под белой хлопчатобумажной ткани лифчика, одно крыло нижней частью достает до пупка на упругом животе.
Она стоит и нюхает подмышки. Холли крупнее меня, бедра и плечи у нее шире моих. Возможно, она и весит на пять-семь килограммов больше меня, вся мускулистая, без капли жира. Она хорошо сложена, ее грудь выглядит полной и вздернутой одновременно. В Холли все кажется сильным. Глядя на нее, я думаю, как же это может быть: смотрю на нее и вижу худышку, а смотрю на себя и вижу расплывшуюся корову.
– Входи, вонючка.
– Чего-чего? Я только что из душа.
Я чуть касаюсь ее синяков.
– Тебе ничего не надо?
– Нет, я нормально… а круто, да? Похоже на картинки из психологического теста.
– Да уж.
Холли смотрит в коридор.
– Не надо, наверно, ее будить, чтобы лечь спать?
– Не надо.
Она вызывающе выставляет подбородок вперед, выталкивая слова в нижнюю губу.
– В чем дело, Хол?
– Когда я вернусь на следующей неделе, мне надо будет написать контрольную по математике, годовую. Жизель, я ни черта не понимаю в математике. Вообще ни в зуб ногой.
– А что учительница?
– Нуда, она все объясняет, отвечает на вопросы, но потом, когда я одна и делаю уроки или контрольную… у меня все вылетает из головы. Мне просто не хватает какого-то гена математики. Я думаю, у меня его нет. Кажется, придется мне его вживлять.
Я смеюсь.
– То есть это мне придется писать твою контрольную по математике за восьмой класс?
– Эти цифры, они все путаются, к тому же теперь, когда я столько уроков пропустила, я вообще понятия не имею, что они там проходят…
Она вытягивает свое длинное туловище и хватается за верхнюю планку дверного косяка. Я пересчитываю ее ребра.
– Так ты сделаешь?
– Я тебе покажу как. Сейчас же давай неси учебники.
Холли раздраженно выдыхает.
– А Сол?
– Сол ничего не понимает в математике. Холли, ты чего?
– Что – чего? Я не собираюсь становиться ни врачом, ни бухгалтером, так что какая мне разница. – Теперь она сжимает зубы до скрипа.
– Но есть же какие-то базовые вещи, которые ты должна знать, а ты не знаешь. Ты даже не сможешь закончить старшие классы, когда будет надо.
– Ты хорошо училась по математике?
– Не очень.
– Ну и что?
– Что – ну и что?
– Встань, – говорит она и тянет меня за руку.
– Отстань, – говорю я, пытаясь вывернуться.
– Встань и посмотри на меня.
Я встаю, пытаясь так выпрямить спину, чтобы быть одного роста с Холли.
– Посмотри на меня.
– Я смотрю.
– Посмотри сюда, на это.
Холли сует руку в волосы и вынимает слуховой аппарат. Она швыряет его на мой стол. Потом она смахивает все вещи со стола на пол. Я начинаю опасаться, что она сейчас попытается швырнуть меня в другой конец комнаты или ударить, поэтому я начинаю пятиться, но вместо этого она просто стоит и кричит:
– Я не могу ходить в школу, Жизель, не могу. Я почти не слышу учителей. Я могу читать и писать сама по себе, но я не могу учиться, ты понимаешь? Ты можешь понять, что это такое? – кричит она чуть громче, чем нужно, без слухового аппарата.
Он стал частью ее, он буквально врос в ее голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65