Но тут, как из-под земли, на его пути возникает маленькая, сутулая старушка в наглухо застегнутом болоньевом плаще и с алюминиевым бидончиком в руке.
– Здравствуйте, Мария Григорьевна, – останавливается отец.
Старушка молча смотрит ему прямо в глаза.
– Как поживаете? Здоровье как? – расспрашивает отец, косясь на остатки американской роскоши.
В ответ Мария Григорьевна лишь дергает головой, как бы, отгоняя назойливые фразы, и еще пристальнее всматривается в очи моего родителя.
– Вот, мой сын, старшенький, – переводит внимание на меня отец.
Старушка с той же интенсивностью принимается сверлить взглядом мои зрачки.
– Это Мария Григорьевна, мой учитель математики, – отрекомендовывает ее отец.
Вдруг, старушка вскидывает правую руку, и костлявый указательный палец вонзает отцу в грудь:
– Отстаем от США в развитии философских доктрин. Желаю больше философски мыслить!
– А ну, конечно, Мария Григорьевна! Сейчас… – отец раскланивается, отпрыгивает к прилавку и с криком: – Я беру! – останавливает хмурого грузчика в военной плащ-палатке, потащившего было остатки окорока в подсобки.
– А вы, юноша, за кого? За Бога или за Ленина? – энергично обращается ко мне Мария Григорьевна.
Я совершенно не готов к такому вопросу. Поэтому, мне ничего не остается делать, как просто рассмеяться. Это не устраивает Марию Григорьевну, и она ловким, профессиональным движением хватает меня за ухо.
– За Ленина, – тут же отвечаю я, оборвав идиотский смех, и обосновываю:
– Я Ленина в мавзолее видел, а Бога не видел никто, даже космонавты.
Мария Григорьевна отпускает мое ухо, молча грозит пальцем и направляется к выходу, аккомпанируя седенькой головкой в такт семенящим шагам.
– Все, отоварился! – подходит отец, любуясь на полиэтиленовый пакет полный куриных пикантностей.
– Лапшичку мать нам заделает! Любишь лапшичку?
– А Ленин любил?
– Не знаю, как Ленин, – серьезно отвечает отец, помещая покупку в авоську, – а вот дед твой уплетал за милую душу и прожил, слава Богу, до 82-х лет!
– Пойдем на воздух, – говорю я, – проветриться надо.
– Пойдем, Юрка-то, похоже, уже не объявится, – опасливо поглядывает на дверь отец.
– Похоже.
– Слушай, нам же еще на почту надо заглянуть! У Миры Константиновны день рождения завтра!
И мы выходим из совершенно пустого павильона.
На улице отец встречает еще одного своего кореша – Ахмеда, с которым они вместе учились в институте, сидели на картофельной диете и играли в духовом оркестре. Отец на альту, Ахмед на тубе. Сегодня Ахмед не в духе и на вопрос отца: «Как поживаешь?» открыто заявляет, что: «Имел он и эту жизнь, и Б.Н. Ельцина и Аллаха!» Отец утешительно похлопывает его по плечу, и мы идем дальше.
– Ну, где ты пропал, едрена вошь?!
Перед нами Юра.
– Так я думал, ты с деверем дернул соточку со встречей и решил грудинку за собой оставить! – подтрунивает отец.
– Зачем?! – отмахивается Юра. – Его там и не было – на рыбалку еще в пятницу укатил. Я прямо к директору лыжи двинул, он, ведь, моей бывшей тещи племяш! Ну, ебтыть! Вваливаюсь к нему в кабинет, а там гулянка – у главбуха юбилей! Она, кстати, сводная сестра моей первой бабы. Я ей по молодости тоже пистона вставлял. Во ситуация, гадский потрох! Они мне сразу стакан штрафняка. Я говорю: – Стоп! Во-первых, водку не пью; во-вторых, меня не приглашали, значит и штрафняка быть не может, а в-третьих, отпустите мяса поприличней и извините за кипеш!
– Да мы взяли уже, спасибо, Юр, – отец открывает авоську и показывает содержимое Юре.
– Ну, а зачем было торопиться-то? – огорчается тот, и как-то даже сникает. – Правда, сегодня все равно не получилось бы. Они ж уже не рубят. Топоры в кладовой заперты, а рубщики в дымину все. 50 лет этой профуре-то мордастой!
– Все нормально, Юр. Пусть люди отдыхают! – отец рад, что точка в этом запутанном деле наконец-то найдена.
– Так, слушай сюда! – опять активизируется Юра. – Завтра, ровно в 8.00 встречаемся на этом месте. Ты во сколько встаешь?
– Ну… – мнется отец. – А чего так рано-то?
– Ясно. Сделаем так: я подкачу к восеми, мне все равно с деверем потолковать надо, пару пиздюлин ему навесить, ну, и попутно отложу тебе вырезки с первой рубки. А ты, как проснешься, подходи и забирай! Подходит?
– Все, договорились! – поспешно соглашается отец и протягивает руку. – Ну, мы на почту…
– О хорошо, что напомнил! – звонко ударяет себя по лбу Юра. – Мне ж тоже туда надо. Тебе звонить?
– Да, день рождения…
– А мне надо разгон там им устроить! – и Юра крупным шагом направляется к зданию городского телеграфа.
Мы обреченно следуем за ним.
– Позавчера, значит, телефон у меня сдох, – комментирует Юра свою решимость. – Я его и так и этак – молчит падла. Что делать? Без телефона жуть! Иду к куму. Он пиво пьет. Я говорю: «Дай-ка от тебя на станцию позвоню». Набираю номер, а у меня ж на станции шурин, главным инженером. Ага… Поднимает трубку какая-то пигалица; я говорю: «Позови-ка мне Тарасова!» Она: «А его сейчас нет. Что передать?» Я говорю: «Передавать пока нечего, вот пусть он позвонит Мелентьву и если дозвонится, я ему сам все передам». «А что случилось?» – спрашивает. Я говорю: «Не знаю, что у вас там случилось, но мой номер 2-13-13 сдох!» Она засуетилась: «Ой-ой…сейчас все выясним!» – «Выясняйте,» – говорю, – «зачем иначе вас туда понасажали.» Ну, мы с кумом по кружке пива вдарили. Он, кстати, как и я, бутылочное не признает. Каждое утро две трехлитровки покупает. Тоже на пенсии. Ну, и я, значит, домой. Прихожу, а телефон уже надрывается. Снимаю, слышу эта пигалица щебечет: «Как слышимость? Хорошая?» Я говорю: «Устраивает пока, не оглох еще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74