9
Получив поражение сразу на двух любовных фронтах, моя соседка по столу с горя умотала в город. Мы с Марьей Ивановной и Надеждой Петровной ведем светские беседы из серии "для тех, кому за сорок". Они скармливают мне соседкину порцию. Неплохие, в общем, тетки. Они говорят: - о том, что в прошлом году ягоды было много, а грибов мало, но пару ведер Марья Ивановна все же засолила; - о том, что дочь у Надежды Петровны невезучая, от одного мужа ушла сама, а второй ее бросил; - о том, что под Ойшей было крушение поезда, и разбилась цистерна со спиртом, так мужики лакали из луж; - о том, что Надежда Петровна купила себе на базаре кофточку, ну такую славненькую, а она через неделю полезла; - о том, что если рис отварить в четырех водах, сливая сразу, как закипит, в нем сохраняются всякие полезные свойства; - о том, что... ну, и так далее. А я тоже по-честному рассказываю им: - о том, что зарплата у нас не очень плохая; - о том, что с продуктами у нас неважно; - о том, что с одеждой у нас получше; - о том, что... ну, и так далее. И более того. Я обнаружил, что у Марьи Ивановны неплохой формы рот, который ее красит, и красил бы еще больше, если б она его не красила. И что глаза у Надежды Петровны тревожные и синие. И более того. Я даже запомнил, как зовут нашу многофронтовую подругу. Ее зовут Эмилия. Дурацкое имя. Но красивое.
10
Я коллекционирую Люсю. Мы проводим вместе все время, свободное от процедур. Вообще-то мы предпочитаем шататься по лесу. Но, отдавая дань традиции, пьем чай из трав в "Марале", под дикие крики Ротару: "Только этого мало!!!!!" И едим мороженое в "Шоколадке", и шашлыки неизвестного происхождения на улице, а однажды нас даже занесло в видюшник, где несравненный Чарльз Бронсон выкосил из кольта и пулемета целую армию ихних американских урок. И я коллекционирую Люсю. Коллекционирую ее словечки и привычки ("Да почему?" "Да разве?"). Она курносая, что, по-моему, для рыжих нетипично. Глаза у нее большие, настолько большие, что кажется, что она постоянно чем-то удивлена (иногда я склоняюсь к мысли, что мне это не кажется). Ее губы постоянно норовят растянуться в улыбке, но удерживаются в полувопросительном изгибе. Мы так и не переспали, и уже явно не переспим. Как-то вот все идет в таком стиле, что секс туда не вписывается. Мы хохмим, и язвим друг над другом, и играем в флирт, но это никак не флирт. Люсю я близко не подпускаю. Хотя, может быть, я ее даже и люблю (но очень странною любовью). А точнее, как раз поэтому. Тем, кто меня любил - трудно позавидовать. Но стократ хуже пришлось тем, кому я ответил взаимностью. А разговор без хохмочек у нас был всего один. Мы шли по ореховой аллее, и рядом гремели разудалые танцы, и я взял Люсю под руку и прибавил шагу. - А почему ты не любишь танцы? - спросила она. И так все это сработало - и аллея, и шум танцевальный, и лицо ее, вполне серьезное - что я сказал чистую правду. Я сказал, что от танцев пахнет ложью, что эта та же водка, та же работа; и то, и другое, и третье - чтобы забыться, чтобы не думать. Но водка - это хоть честно, работа - это хоть полезно. А танцы... Я нечасто чувствую себя одиноким, но на танцах всегда. Я ухожу куда-нибудь в поле, мордой в небо - и у-у-у-у-! - Вот! - сказала Люся. -Точно! - Э! - сказал я. - Да мы с тобой одной крови - ты и я! - Похоже на то, что так.- сказала она. - Ну представь - во время пикника на обочине подпивший таукитянин на спор принимает облик чьего-нибудь папаши или там голубя. И вводит в заблуждение чью-то там мамашу. И в результате появляется на свет этакий жук в муравейнике. И все ему здесь ну так дико! - Как Штирлицу! - Во-во! А жить-то надо - тут! И что остается делать? Он изучает нехитрую технологию жизни землян. Мимикрирует. Приучается в компании бичей изъясняться изысканным матом. И шпарить почти что по латыни на интеллигентской попойке. - И дамам говорить любезности, если надо. - И дамам. Но это не он. Это скафандр. Отличный скафандр из добротной четырехслойной непробиваемой иронии. Боевая раскраска, как у американского пехотинца. А внутри - он, во всей таукитянской наготе: шесть щупалец... - Жутко удобная штука! - ...восемь глаз... - Из которых не менее пяти смотрят внутрь... - Что, знакомо? - Еще как! - И вот представь - в скафандре хорошо, но уж очень плохо. например, любовью заниматься в скафандре... - Бр-р-р, - сказала Люся. - И время от времени приходится из него вылезать, совершая самоубийственную попытку контакта цивилизаций... - А скафандр-то уже сросся с телом! - И все-то ты понимаешь...
11
Я очки снимаю с носа, И гляжу на них я косо, И с размаху их бросаю в набежавшую волну! Вяло дужками вращая, Тускло стеклами сверкая, Все одиннадцать диоптрий отправляются ко дну. И гляжу я напряженно Глазом невооруженным В мир, который мне доселе был неведомым почти Без очков не видно дали, Но очки мне в детстве дали, Может быть, не те, что надо, мне подсунули очки! По корыстным по мотивам Искажали перспективу, Да и с цветом, очевидно, тоже что-нибудь не так... Подозрительно красиво, Поразительно фальшиво. Я носил очки полжизни. Ну какой же я дурак! Я собою очень гордый, Я держусь почти что лордом, Жалко только, в этом мире я не вижу ни черта! И знакомлюсь с чем-то твердым Регулярно, прямо мордой. Что-то, братцы, очень странно исполняется мечта! ...Я глазам своим не верю, Я бегу скорей на берег, И с размаху я бросаюсь в набежавшую волну, Нацепив на шею камень, За своими за очками... Без очков мне жизни нету: Не найду - так утону!
12
Что-то я рассказывать устал. Тем более, что и рассказывать больше нечего. Перейдем-ка сразу к эпилогу.
Эпилог.
Мы ждем автобус и болтаем ни о чем. Я не дал Люсе ни адреса, ни телефона.
1 2 3 4 5 6 7