Сейчас столько говорится о переселении душ. Вполне можно себе представить, что, например, душа Александра Великого вернулась на землю в поисках подходящей телесной оболочки. При одной мысли об этом он начинал мурлыкать себе что-то под нос, а на приветствия рассеянно отвечал коротким воинственным жестом, каким мог салютовать Александр. Александр, только что потерявший военачальника.
Он любил свою жену – рассеянно, как любят все великие люди, – и был верен ей, так как она была хорошей слушательницей. К счастью, она оставила после себя слушательницу еще лучшую, девятилетнюю Мэгги. По воскресеньям они ходили вместе гулять в парк Хампстед-хит; по дороге мистер Фондеверил рассказывал, что бы он стал делать, если бы Король вдруг назначил его лорд-мэром Лондона, “но дав мне в руки настоящую власть”, и его свободная рука описывала полукруг. “Власть убрать то или это. Власть говорить НЕТ! или ДА! в зависимости or обстоятельств. Например, дорогая, чтобы тебе было понятней... – Он огляделся кругом в поисках источника вдохновения. – Вот хотя бы этот пруд. Я бы мог решить... убрать его. Ну, разумеется, это значит, что сначала должен быть разработан план. Это вопрос мелиорации.. и... инфильтрации и так далее. Пруд нужно было бы спустить, наполнить землей, затем разровнять и так далее. Я бы отдал все необходимые распоряжения. А затем я бы стал решать, что соорудить на его месте. Возможно, крикетную площадку. Конечно, в этом случае я бы был готов прислушаться к толковым советам. Я бы, – здесь он поднимал кверху указательный палец, – я бы сказал доктору Грейсу: “Подойдите на минутку, доктор. Скажите, если бы вы были...” Ты понимаешь?
– Да, папа, – кротко отвечала дочь.
– Дело в том, чтобы обладать Властью. Подлинной властью. Нужно, чтобы у кормила стояли люди, обладающие властью, в этом-то все и дело.
В другие воскресенья, когда Мэгги стала постарше, он брал ее на концерты в Куинс-холл, и там само собой создавалось впечатление, что он стал бы Великим дирижером, если бы захотел.
– Не могу сказать, что вижу эту часть совершенно по-другому, – объяснял он на обратном пути, – но я бы подробнее разработал ее, вот что. В сегодняшнем исполнении явно чего-то не хватало. В отношении техники все безупречно, разумеется, здесь не о чем спорить. Я бы мог только упрекнуть дирижера, что в какой-то момент он Свернул с Правильного Пути. Первое, о чем я бы спросил себя на его месте: “К чему я стремлюсь?” Если разобраться в этом, все остальное довольно просто, понимаешь?
– Да, папа, – торопливо отвечала дочь.
– Мы с дочкой были на концерте, – пояснял мистер Фондеверил шоферу некоторое время спустя.
– А! – откликался тот. – Ну и как?
– Может быть, – доверительно понижал голос мистер Фондеверил, – мне не стоило бы говорить об этом, но девочка далеко пойдет. Все считают, что у нее выдающиеся способности.
– Правда? – отзывался шофер. – Пианистка?
– Фортепьяно тоже, разумеется, но я имел в виду скорее пение. Как она поет! Какая искренность, какая чистота! Это всеобщее мнение. – Он вздыхал. – Жаль, что ее мать не дожила...
– Мать умерла? – переспрашивал шофер. – Да, случается.
– Она была из лестерширских Стоуксов, – пояснял мистер Фондеверил. – Там прекрасные охотничьи угодья. Чудесные места.
Немного погодя заходил разговор о пограничных конфликтах, и это давало мистеру Фондеверилу возможность объяснить, что Война – это не Рейды Отдельных Отрядов, а Всеохватывающий Взгляд.
– Если бы я был главнокомандующим, я бы вызвал к себе... э-э-э... начальника... э-э-э... штаба и сказал бы ему: “Взгляните вот сюда...” О! Мы уже приехали. Выходим, Мэгги. До свидания.
В такой атмосфере вырастала леди Ормсби. Она знала все о Великих Людях; ей всю жизнь приходилось слушать их. Когда ей было двадцать пять, в нее влюбился Боб Ормсби; ее отец был Великим Человеком с прошлым, а возлюбленный – Великим Человеком с будущим. Она привыкла быть терпимой к Великим Людям – Великим в перспективе или в ретроспективе. Мистер Фондеверил по большей части говорил о тех временах, когда он был или мог бы быть (в его рассказах это было почти одно и то же) премьер-министром; мистер Ормсби – о временах, когда он непременно станет им. И в том, и в другом случае она отвечала:
– Да, дорогой.
Ведь кто такие Великие Люди? Дети, которым надо уступать.
И вот в течение двадцати пяти лет Мэгги Ормсби уступала своему мужу. Двадцать четыре года из них он был неверен ей. То же самое проделывал и мистер Фондеверил. Как часто отец обещал ей то или это и, поглощенный своими великими думами, забывал об этих обещаниях. Разве это не неверность? Но Великим Людям следует прощать и не беспокоить их глупыми мелочами, которые кажутся такими важными людям обыкновенным. Поэтому следовало прощать и Боба. Какой смысл разводиться с ним? Будет ли он счастлив от этого? А она сама? Если бы она была его любовницей, а он завел бы (как нередко случалось) себе другую, она могла бы негодовать. Но она была его женой, это совсем другое. Как у его жены, у нее не было соперниц. Жена Великого Человека – и его нянька. Поистине, замечательная женщина.
II
Реджинальду ужин у Ормсби казался либо тем, что должно произойти, либо тем, что уже произошло, а вовсе не тем, что в данный момент происходит. В течение недели он пытался представить, на что это может быть похоже, а в течение следующей – вспомнить, на что это было похоже. Сам ужин оказался чем-то не вполне реальным. Он был начисто лишен протяженности во времени – ощущение, хорошо знакомое по снам.
У Реджинальда, однако, осталась вереница впечатлений, к которым можно было возвращаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84