Слушай, пойдем-ка выпьем и я тебе все расскажу, а потом пообедаем вместе и ты расскажешь мне о себе. Старик, мы их разбудим. Боже, как я рад, что встретил тебя.
3.
Так родился "прогрессивный ежемесячный литературный журнал" Асимптота". Замарашка, естественно, предполагал, что станет редактором, а Баттерс редким гостем в его кабинете, появляющимся с чековой книжкой в руке и восхищением на устах. Но его ждало жестокое разочарование. Арчи повзрослел за годы, проведенные вне Оксфорда. Теперь он прекрасно разбирался в литературе, и во всем остальном. И с бодрой уверенностью, в Оксфорде свойственной ему лишь в разговорах о еде, тут же позвонил Замарашке в этом убедиться.
Он говорил о Гертруде Стайн (и я уверен, старик, что ты согласишься со мной), как о трогательной старине, "хотя, я не считаю, что ее произведения не следует изучать в подготовительной школе". Он охарактеризовал Е. Е. Каммингса, "современного Лонгфелло", как поэта, не оставляющего места воображению ("гостинные баллады, старик, мы должны стремиться совсем к другому").
- На место редактора я заполучил Бранта, тут мне повезло, а его заместителем будет Сперанца, ты его, разумеется, знаешь, основатель индифференционализма. Брант хочет иметь ежемесячный обзор романов, он говорит, что мы не должны отрываться от низших сословий, и я сказал, что знаю человека, который нам нужен. Это ты, старик. Пятнадцать фунтов в месяц, я думаю, за статью в две тысячи слов, и, естественно, ты волен в выборе книг, которые затем можешь продать. Получится неплохо. Нам представляется, что ты мог бы назвать свой раздел "Козлы и бараны". Козлов ты взгреешь, точно так же, как в Оксфорде, а истинных писателей необходимо всемерно поддержать. Разумеется, многие из них будут писать для нас, но личные соображения не должны мешать делу.
Голова Замарашки пошла кругом. Его поразила удивительная перемена, происшедшая с Арчибальдом Баттерсом, перемена, еще более разительная тем, что она никоим образом не сказалась на его поведении. Те же радушие и дружелюбие, как и раньше, но с вновь приобретенными шкалой ценностей и уверенностью в себе, теперь присущими Арчибальду, как новый, отлично сшитый костюм, который он решил купить, не испытывая недостатка в деньгах.
Смущала Замарашку и подоплека приглашения на работы. Кому-то не хотелось "отрываться от низших сословий" и кто-то еще тут же вспоминал именно о нем! С другой стороны, его оксфордские статьи не канули в Лету, да и встреча со скобяным производством отдалялась на неопределенный срок. Замарашка с радостью возненавидел бы Арчи за его деньги, духовное развитие, нынешнюю внутреннюю уверенность и, особо, за покровительственное отношение. Но выпитая бутылка бургундского и перспектива безоблачного будущего выбивали почву из-под ног столь свойственного ему чувства. Но он все равно пообещал себе, что найдет возможность и хотя бы раз в своей статье поставит Арчи на подобающее ему место.
Прогрессивность "Асимптоты" не вызывала сомнений и месячный перерыв перед следующим номером дозволял читателям подтянуться до уровня журнала. Длинная поэма, почти целиком состоящая из знаков препинания, вызвала немало восклицаний и вопросов в одном или двух письмах, поступивших в редакцию, и мистеру Бранту пришлось напомнить их авторам, что широкая публика не поняла Браунинга, когда тот опубликовал первые стихотворения. И недоумевавшие (S. W.7), забывшие об этом, успокоились. Искусство - и этот довод являлся решающим для истинных его ценителей, не могло стоять на месте. Под руководством "Асимптоты" оно продвигалось вперед вдвое быстрее.
Если Замарашка и посчитал, что его унизили при встрече, предшествующей вступлению в должность, ощущение это исчезло, едва он начал писать ежемесячные статьи. Он забраковал заголовок "Козлы и бараны": различие, несущественное для читателей, в большинстве своем далеких от сельского хозяйства, да и некоторые могли предпочесть козлов. Не случится ли, что термин "бараний", как характерный признак прогрессивного литературного произведения, вызовет меньший интерес, чем "козлиный"? Что делать, если чьи-то козы окажутся овцами, следующими по протоптанной тропе, а в чьих-то овцах проявятся козьи наклонности? С доводами Замарашки согласились и его раздел получил название "Золото и мишура".
На новом месте Замарашка подтвердил то хорошее мнение, на создание которого он положил столько усилий. Пусть журнал мало кто читал, но "Золото и мишура" стали "гвоздем" "Ассимптоты". Немногочисленные подписчики оторваться не могли от этого раздела, вероятно потому, что и автор писал его с удовольствием. Наконец-то он получил трибуну, с которой мог обратиться к миру. Все и вся, ненавидимые им так или иначе оказывались в его статьях и выставлялись на осмеяние. Но больше всех, почти в каждом номере, доставалось человеку, лишившего Замарашку его законного имени: Майклу Гартигэну.
"В этом номере мы коснемся лишь одного романа, "Лорд Гарри спешит на помощь". Возникает вопрос, неужели нам больше нечего предложить читателям, никакого золота, в противовес мишуре? Ответ прост: стоит книге Гартигэна появиться на магазинных прилавках, как на всем остальном появляется отблеск золота. Поэтому мы не решились оценить, мы не в силах установить истинные достоинства любой другой книги".
Так начиналась единственная большая рецензия, которой когда-либо удостаивались книги Майкла Гартигэна. Казалось бы, Замарашка мог выплеснуть всю переполняющую его ненависть в две тысячи слов или попридержать то, что осталось, до выхода следующей книги о лорде Гарри. Но нет, Майкл стал для Замарашки притчей во языцех, для которой всегда находилось место.
1 2 3 4 5 6