Наследства после меня не остается, так что завещать тебе нечего, вот только посоветую тебе поближе к людям быть и уж ежели не время тебе о новой семье думать, то обзаведись хоть котенком или собакой, чтобы было о ком заботиться, - одному-то, ох, как плохо. Прощевай на этом, Олежка, кланяюсь тебе последний раз. Сестра твоя Груня".
- Не расстраивайтесь, - сказала Афина Павловна, складывая послание. Судя по письму, вы и виделись-то с ней всего раз или два, так что не могли сильно привязаться. Ее, разумеется, жалко, и я вам от души сочувствую, но признаться, я гораздо больше поражена тем, что вы, оказывается, росли у приемных родителей. В наше время, после войны, это совсем не редкость, а с вами это случилось много раньше. Ну, а уж из-за чего вам стыдно стало, совсем не понимаю.
- Тут сложная история, в которой Груня мне очень помогла...
- Так расскажите же, может, легче станет.
- Я расскажу, только надо же вас сначала накормить, а то вы пришли прямо с работы.
- Это будет кстати.
Олег Петрович похозяйничал на кухне и вернулся накрывать на стол.
- Вас не будут искать? - спросил он между делом.
- Наверняка даже не обратят внимание.
- Так вот: как бы то ни было, надо помянуть покойницу, а у меня, кроме коньяка, который вы принесли еще на именины, ничего нет. Можно еще успеть купить, но захотите ли вы ждать?
- Не надо, не ходите, пусть будет коньяк.
Олег Петрович послушался и, наливая рюмки, вздохнул:
- Выходит, даже поминки справляю чужим вином. Ну, ладно, пусть ей будет земля пухом!
Выпили. Закусили. Помолчали.
- Я жду вашей исповеди, - поторопила Афина Павловна.
- Да, хорошо. История эта неправдоподобная и затянутая, и я начну ее не сначала.
- Как хотите.
- Представьте, что в загс рабочего предместья большого города приходит посетитель и просит выдать ему копию метрики, понадобившейся для обмена паспорта. Было это вскоре после окончания войны.
- Представляю. Посетитель этот, конечно, вы?
- Он предъявляет старый паспорт, ему дают узаконенный бланк, и он подходит к столу, на котором стоит казенная чернильница и ручка общего пользования. В заявлении требуется указать, как положено, "фио", год и место рождения и имена родителей. Он отвечает на все, кроме сведений о родителях, и в таком виде подает в окошечко. Через полчаса ему сообщают, что по записям в церковных книгах рождение ребенка, указанного в бланке, не обнаружено.
Олег Петрович прислушался к бульканью на кухне, сходил туда, чем-то побрякал, а возвратившись, продолжал:
- Для нашего посетителя такой результат, по-видимому, не был неожиданностью, он только попросил сотрудницу позвать к нему заведующего загсом.
"Дело в том, - пояснил он заведующей, не старой еще, миловидной женщине, что я - приемыш и толком даже не знаю своих настоящих родителей, а уж тем более не знаю, под какой фамилией я был занесен в книги. Возможно, что я там значусь как Ометов Олег Васильевич".
Заведующую такой оборот дела не удивил, она в своей практике сталкивалась с подобным не впервые.
"Сейчас посмотрим, - сказала она и без всякой волокиты тут же достала с одной из полок толстенную книгу и, просмотрев несколько листов, сочувственно произнесла: - Нет, не значится. Не ошиблись ли вы годом рождения?"
"Да нет же, год рождения записан у меня в паспорте, вот посмотрите".
"Ну, тут возможна и ошибка. А разве у вас не было метрики?"
"Была, как не быть! Но когда я получал свое первое удостоверение личности, мне сказали: вот вам документ на всю вашу жизнь. Потому метрикой я не дорожил, послал в учебное заведение. Когда окончил, не позаботился взять вовремя, а там не стали хранить до бесконечности, выбросили и только".
Заведующая положила перед посетителем другую такую же толстую киту и показала, в каких графах следует искать, что оказалось не так-то просто, поскольку записи были на церковно-славянском языке. Пока посетитель проверил одну книгу, заведующая справилась с тремя, и оба не обнаружили ни Ометова, ни Нагого.
"Послушайте! - вскинулась заведующая. - А не из старообрядцев ли вы?"
"Нет, я православный, - твердо ответил посетитель. - Я хорошо помню, что носил крест, когда был мальчиком, к ходил в церковь".
"Тогда ничем не могу вам помочь. Предстоит длительная канитель с определением возраста, с опросом всех ваших родственников. Трудно вам придется. Сейчас я выпишу вам справку, что в нашем районном отделе вы не значитесь, и с этой справкой отправляйтесь в областной загс".
- Вот тут, Афина Павловна, я струхнул не на шутку, но прежде, чем продолжать рассказ, давайте поедим, на кухне уже все готово.
Олег Петрович принес тарелки с супом и вновь наполнил рюмки.
- Мне достаточно, это же не портвейн, - запротестовала Афина Павловна.
После того, как с едой было покончено, Олег Петрович закурил и продолжал:
- Для меня дело осложнялось тем, что я побывал в оккупации. Не моя в том вина. В армию меня из-за плохого зрения не взяли. Но перед появлением немцев пришлось мне участвовать в эвакуации завода. Жену с дочерью я вовремя отослал к ее родителям, а сам попал с последним эшелоном под бомбежку и не успел вырваться из замкнувшегося кольца. Инженером я там не работал, назвался монтером, так до прихода наших и исправлял проводки по квартирам. Но попробуй, докажи, кем ты там был и кем ты не был.
В общем, ни в облзагсе, ни в облархиве сведений обо мне тоже не нашлось, знакомых порастерял, родственники были невесть где, не мудрено бы и шпиона во мне заподозрить, если бы не Груня, от которой сегодня письмо пришло с того света.
В том же поселке, где я родился, проживал и работал мой двоюродный брат Игорь. С ним меня еще до войны познакомила его мать, моя родная тетка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67