.. - сказал Калашников. - Которого мы теперь будем коллективно вскармливать.
Колли удивленно глянул на грязно-зеленый сверток, кричащий посреди топчана.
- А с чего ты взял, что это пацан?
- В сугробе он лежал голым.
Калашников осторожно приоткрыл дверь в медицинский отсек и на цыпочках вошел внутрь. Дюпон, которому выпало счастье дежурить первым, бессовестно дрых за рабочим столом, положив голову на сцепленное руки. Юный и пока безымянный приемный сын пяти отцов спал на операционном столе, запеленутый в больничную простыню, криво изрезанную скальпелем. Рядом с Дюпоном стояла целая батарея пустых, початых и полных бутылочек с молоком. Слабый свет ночника делал их похожими на бризантные снаряды.
Калашников любовно поправил на малыше импровизированный конверт. Младенец во сне замотал головкой и зачмокал сложенными в трубочку пухлыми губками.
"Брюнет, - подумал Сергей. - С голубыми глазами... Весь в меня".
Дверь за спиной скрипнула. Он обернулся.
В отсек почти по-пластунски вползал Хаусман. Калашников приложил палец к губам. Вилли энергично закивал и крадучись подошел к ребенку. Почему-то он был босой.
- Чего не спишь? - прошептал Калашников.
- А ты?
- Я его первый отец. Я его нашел.
- А я второй. Я ему делал соски.
- Только тихо.
- Само собой. - Хаусман нагнулся над спящим дитем, и поправил и без того безукоризненно лежащее на нем одеяльце.
- Спит, мерзавец. И в ус не дует...
Дверь опять скрипнула.
- Колди, - попытался угадать Хаусман.
- Нет, Родригес, - с трудом прошептал Калашников, которому привычнее было орать. - Колли никогда не любил детей.
...Они шли один за другим и были страшно удивлены, обнаружив в отсеке остальных.
- Какого черта? - прошипел Колли, разглаживая приготовленные для ребенка подгузники.
- Вот именно, - сказал Родригес, прикрывая салфеткой ночник, который и так не светил на личико малышу.
- Ну вот... - вздохнул Хаусман. - Вся семейка в сборе. В какой последовательности будем нянчиться, папаши? Серж вне конкурса, остальным придется тянуть жребий... Жак уже получил свое, нам до утра тоже кое-что перепадет. Никому не будет обидно.
Дюпон проснулся оттого, что отлежал руки. Он поднял голову. На топчанах вповалку спали все няньки. Гигантский Калашников свешивался со всех сторон; тощий Хаусман напоминал сложенный складной метр; пухлый Родригес, мерзший почему-то даже летом, был закутан в принесенное из его каюты одеяло. Колли спал сидя, его очередь была последней, и он заснул на боевом посту. В его руке мертвой хваткой была зажата пустая бутылочка из-под молока.
За окном уже было светло и Дюпон выключил ночник. Размяв онемевшие руки и шею, он подошел к малышу.
Ребенок не спал. Он лежал, играя пальчиками выпростанных из ненадежного конверта ручек и, глядя на Жака огромными, необыкновенно живыми и умными для его возраста глазами, улыбался беззубым ртом. Дюпону показалось, что младенец сильно вырос за ночь.
- Отцы! - громко сказал он. - Что же вы проспали своего дитятю? Ему скучно!
Калашников шумно свалился на пол с мелкого для него топчана. Хаусман с кряхтением стал распрямляться, а Колли выронил бутылочку. Только Родригеса не проняло. Тогда с него содрали одеяло и этого оказалось достаточно.
Хаусман подошел к куче грязного белья в углу и, брезгливо поморщившись, кончиками пальцев приподнял одну из пеленок.
- И где только он берет эту гадость? В молоке ничего такого не было.
- Это он специально для тебя, - едко сказал Колли. - Он знал, что их стирать будешь ты.
Они впятером сгрудились вокруг стола и принялись услаждать ребенка и себя самих всевозможными "козами", гримасами и сюсюканьем. Младенец был счастлив вместе с ними!
И вдруг он перестал улыбаться. В его глазах появилось странное выражение. Он округлил свой крохотный ротик.
- Здравствуйте, - услышал Калашников.
- Хау ду ю ду, - услышал Колли.
- Гутен таг, - услышал Хаусман.
- Бонжур, - услышал Дюпон.
- Буэнос диас, - услышал Родригес.
- ...вы прошли вступительный экзамен в начальный класс Галактической гимназии. Я ваш первый учитель. Меня зовут...

1 2