Небось, когда вертолёт в комендатуре ждали, местные «деды» на вас с Литвиным тоже оттянулись? – старший сержант внимательно посмотрел на Умелова.
Олег не очень хотел вспоминать тот месяц, который он провёл в пограничной комендатуре в Северо-Курильске, поэтому сразу же спросил Иваненкова.
– Валер, а причём здесь моя кровать?
– А притом. Когда я уеду, ты должен будешь занять моё место. А моё место в спальне считается самым лучшим, поскольку моя кровать стоит в левом углу у окна рядом с батареей. Помнишь, как в «Джентльменах удачи»?
Умелов усмехнулся, вспомнив гримасу Евгения Леонова в роли Доцента.
– Заняв твою кровать, они как бы повысят свой статус, особенно в глазах молодых.
– Валера, а когда твой старший сержант Копытов демобилизовывался, он тоже тебе своё спальное место оставил?
– Да.
– И твою кровать так же хотели занять?
– Хотели. Но я сам сумел справиться с ситуацией.
Умелову было очень интересно, как Иваненко поступил тогда, когда остался один.
– А что ты сделал с тем, кто твою кровать занял?
Иваненков изучающе посмотрел на младшего сержанта.
– Только не надо слепо за мной повторять, потому что это не с каждым пролезет. Просто я сложил все вещи из тумбочки того, кто её занял, в наволочку. А потом пошёл в кочегарку, где они все курили и ждали развязки, и вывалил всё это на пол. Они, конечно, кричали, что сейчас порвут меня, но это был только «конский топот» с их стороны и ни один из них в последующем не пытался больше занять моё место в спальне. А потом, я был не одинок. Нас было четверо с весеннего призыва. А вас сейчас семь человек. Так что у тебя ситуация лучше, чем была у меня год назад.
После этих слов Иваненков поднялся с валуна и жестом показал, что пора двигаться дальше.
– Ладно, пошли. Нам ещё шестнадцать километров по камням прыгать. На следующем привале поговорим.
После этих слов пограничный наряд продолжил движение.
* * *
На следующие сутки Олег должен был заступить в четыре утра часовым у заставы. Дежуривший ночью Толик Вершилин еле растолкал Умелова за полчаса до начала службы. Олег тяжело поднялся, взял полотенце со спинки кровати и побрел умываться. Минут через пятнадцать он уже полностью очнулся, налил себе на кухне горячего чая и стал пить его маленькими глотками.
– Тебе что, кошмар снился? – подсел к Умелову за обеденный стол Толик.
Умелов кивнул головой, делая очередной глоток из эмалированной кружки. Потом он поднял её на уровень глаз и, улыбнувшись, произнёс:
– Представляешь, Толик? Сейчас мне снилась учебка, и вот такая же кружка, только в несколько раз больше.
– А-а-а… – кивнул Вершилин, делая вид, что всё понял.
Хотя в его голове с трудом укладывалась мысль о том, что кружка как-то может ассоциироваться с кошмаром.
Допив чай, Олег поднялся, поставил кружку на полку раздачи и направился в сушилку облачаться в экипировку часового. Сама процедура одевания была отработана поколениями пограничников до мелочей. Двое тёплых штанов, не считая кальсон, три свитера, высокие валенки и длинный овчинный полушубок превращали любого пограничника в большого неуклюжего «пингвина», который не только не мог дать вооружённый отпор противнику при нападении, но и снять самостоятельно автомат Калашникова с плеча. Но по-другому было нельзя. Главная задача любого часового зимой состояла в том, чтобы не замёрзнуть самому за четыре часа, пока не выползет на крыльцо такой же увалень и не сменит своего сослуживца на боевом посту.
Получив от прапорщика, который был этой ночью за дежурного офицера, приказ на охрану границы, Умелов, тяжело переставляя тяжёлые валенки с галошами, вышел на крыльцо. Ему навстречу радостно ковылял закончивший дежурство рядовой Карабанов. Они коротко обменялись приветствиями, Карабанов скрылся за дверью тамбура, а Умелов, повернувшись в сторону склада, начал свой четырёхчасовой обход.
От одного угла заставы до другого было тридцать восемь шагов. «Это расстояние можно пройти за две минуты, значит, за час можно пройти вдоль заставы туда и обратно тридцать раз, а за четыре часа – сто двадцать, – размышлял Умелов. – Нет уж, лучше думать о чём-нибудь другом. Например, о доме…» Мысли понеслись, сменяя одна другую.
Вдруг Умелов заметил какое-то движение примерно в ста метрах от заставы ближе к прибойной полосе. Он включил аккумуляторный фонарь, висевший у него на левом плече, и, не снимая его, навёл на темноту. Далеко у моря зажглось несколько ярко-зелёных огоньков. «Тьфу ты! – выругался про себя Олег. – Опять лисицы по помойке шарятся».
Фонарь выхватил из темноты еле заметные силуэты животных.
«Хорошо хоть погода сегодня не такая ветреная, как была вчера. И снега нет», – подумал Умелов и повернул за угол здания заставы. Фонарь, освещающий правый фланг здания, выхватывал из темноты ещё и аккумуляторную. Чуть выше на склоне уже виднелась из-под снега крыша туалета.
«Ещё пару или тройку недель, и снег почти весь, наверное, растает», – подумал Олег.
Через час топтания возле заставы Умелов почувствовал острое желание куда-нибудь присесть или к чему-нибудь прислониться. Он машинально стал искать место, где можно было сделать это незаметно. На глаза попался тонкий металлический трос, который шёл от стены заставы в сторону моря. Это была одна из растяжек высокой радиоантенны. Сейчас, когда снега было ещё много, она проходила на уровне головы, а летом до неё было трудно даже допрыгнуть.
Подойдя к растяжке, Умелов упёрся в нее головой, чуть наклонившись вперёд. Кокарда на шапке как раз пришлась на то место, где было самое большое давление от троса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55