Слово «по» по-таитянски означает и ночь, и тьму, и прадавние времена, которые даже старики не упомнят…
XVI
ЛЕГЕНДА ОБ ОСТРОВАХ ПАУМОТУ
Первоначально название островов Паумоту происходит от понятий «ночные» или «покоренные». Теперь по просьбе их вождей острова переименованы в Туамоту, то есть – дальние острова. Там и сейчас живут людоеды.
Эти ранее необитаемые острова заселились последними из всего архипелага. Прежде их охраняли водяные духи – они так сильно били по воде большими альбатросовыми крыльями, что никто не мог туда подобраться. Но однажды, в незапамятные времена, бог Таароа победил их и уничтожил.
И лишь тогда полинезийцы смогли наконец поселиться на Паумоту.
XVII
ЛЕГЕНДА О ПЯТИ ЛУНАХ
Полинезийская легенда говорит: некогда в небе над Великим океаном висели пять лун с человеческими лицами. Они насылали порчу на первобытных жителей Таити: кто подымал голову и смотрел на лики лун, тот сходил с ума.
Великий бог Таароа стал заклинать их. Тогда они смутились, и люди услышали, как в бездонной глубине вселенского пространства зазвучали страшные голоса: это луны, отдаляясь от земли, пели колдовские песни… Но Таароа победил их своей силой: луны задрожали, закружились и с грохотом упали в океан. А океан вскипел и раскрылся, чтобы принять их.
И из этих пяти упавших лун образовались острова: Бора-Бора, Хуахине, Эимео, Раиатеа и Тобуаи-Ману.
XVIII
Я сидел на дворцовой веранде, а рядом со мной – принц Таматоа. Это было незадолго до тех ужасных поступков, за которые его заключили в тюрьму в Таравао. Он держал на коленях малютку принцессу Помаре V и нежно ласкал ее страшенными ручищами. Старая королева глядела на них с бесконечной нежностью и несказанной печалью…
Малышка тоже грустила: у нее в руках лежала мертвая птичка. Вся в слезах, девочка глядела на опустевшую клетку.
Певчая птичка – большая редкость для Таити. Эту привезли из Америки. Принцесса так радовалась ей…
– Лоти, – попросила она, – беловолосый адмирал говорил нам, что твой корабль скоро поплывет в землю Калифорнийскую (и те фенуа Калифорниа). Привези мне оттуда много-много птичек, целую клетку! Я их выпущу в лесах Фатауа, и, когда я вырасту, у нас здесь тоже будут петь птицы…
XIX
На острове Таити люди селятся по берегам океана, по взморью расположены все деревни. Середина же острова необитаема. Она покрыта непроходимыми дебрями и рассечена скалистыми хребтами неприступных гор; там царит вечная тишина. В лощинах природа сумрачна и величественна; в небо вонзаются остроконечные вершины – словно перед тобою диковинный собор, шпилем цепляющий облака. Летучие тучки, занесенные с моря пассатом, разбиваются о базальтовые утесы, осыпаясь вниз росой или падая ручьями и водопадами. Обильные дожди, густые и теплые туманы очень полезны для здешних трав; невиданные мхи и удивительные по форме папоротники всегда зелены и свежи.
В противоположность искусственным каскадам Булонского леса и Гайд-парка, водопад Фатауа низвергался, искрясь, в сердцевину древнего мира, нарушая монотонным гулом вечный покой горного ущелья.
Примерно в тысяче метрах от домика Хуамаине и Тахаапаиру вверх по течению ручья среди поросших лесом скал находится этот знаменитый в Океании водопад, который мне показали Тиауи и Рараху.
Со времени нашего переселения в Папеэте мы еще ни разу там не были, но как-то в сентябре решили совершить туда экскурсию.
Вначале Рараху захотела навестить дом своего детства; она вошла туда, держа меня за руку. Она остановилась под полуобвалившейся панданусовой крышей и молча рассматривала оставленную домашнюю утварь. Все в этом незапираемом на замок жилище было нетронутым с того самого дня, когда тело старого Тахаапаиру вынесли хоронить. Внутри домика стояли деревянные сундуки, грубые лавки, лежали циновки, висела на стене лампа туземного происхождения; Рараху взяла с собой только толстую Библию, принадлежавшую умершим приемным родителям.
После этого мы продолжили свой путь, углубляясь в долину по заросшим тенистым тропинкам, сдавленным скалами, под сенью девственных джунглей. Примерно через час стал слышен глухой могучий шум водопада. Мы добрались до того места в глубине темного ущелья, откуда ручей Фатауа серебрящимся снопом низвергался в бездну с трехсотметровой высоты.
И в этой бездне – подлинное чудо!
В полумраке, омываемые неиссякающим потоком, переплелись причудливо сросшиеся растения, по ним змеилась блестящая вода.
По отвесным черным утесам карабкались лианы; буйно разрослись папоротники, травянистые и древесные; землю ковром покрывали роскошные бархатные мхи. Сверкающая пыль водопада превращалась в буйные перевитые струи, ручьи, ливни… Бурлящая вода с клокотаньем устремлялась в углубленья скалы – много веков точила и шлифовала камни – и, вытекая из них, прежним ручейком продолжала свой путь под густой древесной тенью.
Пеленою висела поверх всего тонкая водяная пыль; сквозь нее едва проглядывалось небо, как со дна колодца, и пики мрачных утесов, полускрытых тучами.
Более всего Рараху поражало это вечное движение в неподвижной глуши: жизнь и смерть – косное вещество, движущееся беспрерывно бесконечно долгие годы от единственного толчка, данного от сотворения мира…
Мы пошли налево по козьим тропам вверх по склону.
Над нами висел плотный лиственный свод; стволы вековых деревьев – влажные, зеленоватые, гладкие, как величественные мраморные колонны, обступали нас со всех сторон. Толстыми змеями вились лианы; древесные папоротники широко раскрывали над нами ажурные зонты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40