– А вы его любили? – задал Стюарт вопрос в темноту.
– Да. Очень, – ответила женщина.
Спокойная доброжелательность ответа растрогала его, как всегда трогал вид детей, что идут по улице, взявшись за руки.
– Я тоже его любил. Очень, – сказал он. – Жаль, что вспомнил это только после его смерти.
Она не ответила. Ее молчание вынудило Стюарта сделать еще шаг к двери, ведущей в служебный ход. Когда женщина заговорила снова, ее голос звучал настолько близко, что кожа Стюарта покрылась мурашками.
– Однажды мы с Берти ели мадленки на пикнике – это было за несколько месяцев до того, как пришло судебное решение, – и Берти сказал: «Когда мы были маленькими, я все пытался выяснить, что же из еды все-таки нравится Стюарту. Мне так и не удалось этого узнать. Но думаю, эти печенья ему бы понравились».
Стюарт улыбнулся. Значит, вот почему он без устали подсовывал ему одно экзотическое блюдо за другим, глядя на брата с томительной надеждой.
Стюарт почувствовал, что глаза наполняются слезами. Он опустил голову. Как можно было допустить, чтобы между ними пробежала черная кошка? Не следовало воспринимать Берти как что-то само собой разумеющееся. Не следовало упорствовать в мысли, что Берти не способен его понять, так что не стоит тратить силы на объяснения.
На лестнице стало темно.
Прошла минута, прежде чем он сообразил – она потушила свечу, которую принесла с собой. Дверные петли слабо скрипнули, и он почувствовал ее запах – дразнящую смесь муки и сливочного масла в неподвижном воздухе.
Ее рука неуверенно коснулась его груди, словно она искала его на ощупь.
– Вам видно, мадам?
Подойдя к Стюарту, она обвила его руками. Он был шокирован, охвачен смущением. Не иначе она решила, что он нуждается в утешении служанки!
Физические контакты в его жизни сводились в основном к рукопожатиям. Конечно, он подавал руку дамам. Даже их близость с Лиззи не заходила дальше поцелуев в щеку. Он не смог бы припомнить, когда в последний раз кто-то обнимал его, обеими руками, крепко, не разнимая рук целую вечность.
И он позволил ей обнять себя. Это уже не казалось ему таким страшным. Было так приятно ощущать тепло ее тела – он не заметил, как замерз, стоя в цокольном этаже в пижаме и наброшенном сверху халате.
Женщина оказалась не так уж мала ростом. Ее макушка приходилась Стюарту чуть выше линии губ – значит, она была среднего роста. Ее чепец пах крахмалом, оборка слегка щекотала подбородок.
– Все в порядке, – сказал он. – Спасибо.
Она слегка передвинулась. Край чепчика прошелся по щеке до мочки уха. Нервная дрожь прокатилась по его телу. Женщина глубоко вздохнула, и он понял, что она хочет почувствовать его запах, запах его кожи. У него жарко забилось сердце.
– И чем же я пахну? – прошептал он.
– Чистюлей, который пользуется французским мылом. Когда она говорила, ее губы почти касались его кожи, он чувствовал теплую влажную волну ее дыхания. Но потом она вдруг прижалась этими губами к его коже, поцеловала в шею. Вся поверхность его тела мгновенно запылала, Стюарт едва понял, куда именно его поцеловали.
Она поцеловала его снова. Не поцеловала, а скорее слегка укусила. Она хотела узнать его на вкус. Прикосновение кончика ее языка было для него как ослепительно белый разряд молнии. И Стюарт ее оттолкнул. Именно приподнял и отбросил от себя. Она ударилась о стену и тоненько пискнула.
– Не надо! – рявкнул он. – Я скоро женюсь! Он не поддастся. Ни за что.
– Простите, – тихо, растерянно сказала она. – Мне очень жаль.
Гордость призывала его немедленно бежать отсюда, чтобы доказать свое моральное превосходство. Но Стюарту, очевидно, не хватало гордости, потому что он не тронулся с места, пытаясь отдышаться, вжимаясь ладонями в стену за спиной.
– Это мне жаль, – сказал он. – Вы ни в чем не виноваты.
Во всем был виноват только он. Не захоти он, и она бы не осмелилась. Разумеется, она знала, что он этого хочет – вожделение так и сочилось из него, как запах крови, висящий над скотобойней. Он мечтал об этой женщине весь день с одержимостью безумца. А ночью без конца видел ее во сне.
Она не ответила. Его ухо уловило дрожащий всхлип. Женщина рыдала. Он бросился к ней:
– Вы ушиблись? С вами все в порядке?
Стюарт почувствовал, как она покачала головой. Но на какой из вопросов она ответила своим кивком? Он нашел в темноте ее лицо – мокрые холодные щеки – и попытался утереть слезы.
– Не плачьте. Прошу вас, не плачьте.
Она снова разразилась слезами. Теплые ручейки потекли под его пальцами. Неожиданно для себя самого Стюарт наклонился и поцеловал эти слезы, соленые и горьковатые.
Ее кожа не казалась безупречно мягкой. И что? Все равно что сказать – Елена Прекрасная не умеет вышивать! Это не имело ровно никакого значения. Ведь это была она, ее подбородок, щека, ресницы, щекочущие уголки его губ, ее волосы, одежда и кожа, источающие едва уловимый аромат мадленок.
Женщина слегка наклонила голову, и их губы внезапно оказались в опасной близости. Стюарт даже вообразил, что видит маленькие кружочки пара, выходящие из ее рта. Учащенное, легкое дыхание; запах теплого яблочного пудинга. И он уже пылал страстью, жадно предвкушая грехопадение. – Хотелось прижаться губами к ее рту, ласкать влажный подвижный язычок. Растереть в пальцах восхитительные соски и почувствовать, как они отвердевают. Поднять юбки и предаться всем вольностям, которые она бы ему позволила она бы позволила многое, он был в этом уверен, потому что видел, как дрожит она в сладостном ожидании.
Было бы так легко взять ее прямо здесь. Унять боль, что точила его с того самого момента, когда ее шоколадный крем впервые коснулся его губ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97