Мы делаем выбор между вещами, которые называем «хорошими» и «плохими», и важно верить в добро и зло. По крайней мере мне так кажется. Но есть же что-то еще. Я верила в Натана: он был хорошим, как и то, что мы построили вместе. Но все кончается.
Минти самодовольно улыбнулась, и у меня вырвалось:
– Как ты посмела? Как посмела явиться сюда? В тебе нет ни капли сострадания. Ни капли. Убирайся и прихвати с собой свое любопытство.
Глаза Минти сузились. Она поспешно огляделась.
– Тихо, – прошептала она, совсем как Ианта, – люди услышат.
Я не обратила на нее внимания.
– Неужели у тебя вообще нет никаких добрых чувств, Минти?
– А у тебя, я смотрю, монополия на доброту! Ты такая добрая, что даже твой любовник имел право прийти на свадьбу. Вот как ты использовала Натана.
– Тебя это не касается.
Она повела плечами – беззаботная, всезнающая победительница. Я сделала шаг вперед, и Минти отступила; слишком обтягивающее платье поползло наверх по бедру.
– У тебя никогда не будет того, что было у нас с Натаном.
Она побелела как смерть.
– Увидим.
Глава 23
Вмешалась Ви. Она наблюдала за нашим разговором и пришла мне на выручку.
– Поппи попросила найти тебя. Пора выступить с речью. – Игнорируя Минти, она обняла меня и подтолкнула в направлении свадебного торта. – Делай вид, будто ее не существует, – прошипела она. – Моя бабушка про таких говорила: без трусов, но в красной шляпе.
– Нет у нее красной шляпы.
– В переносном смысле.
Я вцепилась в Ви.
– Пока я ее сегодня не увидела, я не догадывалась, что способна на убийство.
– Держи свои мысли при себе. – Ткнув меня в бок, Ви умело сменила тему: – Ненавижу тебя, потому что ты такая худая. Представь, что ждет меня дома, и пожалей меня. Вся семья уминает печеную картошку со шматами масла, а я грызу салатный листок. – Она захихикала: ее вполне устраивало такое положение. – От Мазарин есть вести?
– Конечно. Она не смогла приехать из-за открытия выставки. – Ви взглядом окинула гостей. – Можешь не бояться.
Свадебный торт был очень красивым и необычным: шоколадный, с глазурью, украшенный в американском стиле девятнадцатого века – живыми фиалками, розами и фиолетовой лентой. Словом, в духе Луизы Элкотт. Поппи с Ричардом приготовились резать торт, обняв друг друга за талии. Гости захлопали в ладоши и под прикрытием аплодисментов я прошептала Натану:
– Избавься от Минти. Мы так не договаривались. Она не должна быть здесь.
Натан оторопел, потом пришел в ярость.
– Я понятия не имел, что она здесь. – Он одернул манжеты. – Поговорим позже. – Он вышел вперед, чтобы произнести речь.
От контактных линз Поппи моргала. Крошечные сапфировые сережки, которые я ей подарила, покачивались над стройными плечами; девочка все время с любовью поглядывала на жениха. Ричард тоже улыбался, обнажая красивые зубы. Интересно, о чем он думает?
Минти стояла в самом углу комнаты, притаившись за внешним кольцом гостей; ее темные глаза жадно впились в живописный свадебный торт.
«И кому нужна семья?» – вспомнила я ее слова.
Я изо всех сил старалась отвлечься, но мой взгляд то и дело обращался к ней, и пока Натан произносил речь в честь нашей дочери, мое внимание крала Минти. Пожалуй, сейчас это был самый страшный ее грех.
Но Минти тоже следила за мной. Не за Натаном, не за Поппи и Ричардом, а именно за мной. Неужели ей нет дела до того, как ее любимый гордится своей дочерью, как нежно к ней относится, какое производит впечатление на гостей? Неужели ей наплевать на его слова? Неужели она не чувствует внутреннего содрогания оттого, что переступила черту? Оттого, какими ядовитыми словами мы друг друга наградили?
А я – не должна ли я внимательно следить за быстрым прерывистым дыханием Поппи? За тем, как Ричард сжимает ее руку? Не должна ли я целиком сосредоточиться на будущем дочери?
Мы с Минти достигли той стали, когда люди становятся одержимы друг другом. Мы проникли друг другу в спальни, кухни, ванные комнаты; мы были длинными чернильными тенями, нависавшими над жизнями друг друга.
Натан пошутил, и гости рассмеялись. Поппи повернула голову, и ее сережки блеснули в мягком свете. Ричард посмотрел на нее и улыбнулся понятной лишь им двоим улыбкой. «Вот видишь», – говорила она.
Натан снова пошутил, и по рядам гостей прокатилась волна смеха. Кольцо гостей сместилось. Ви обняла меня.
– Роуз, умоляю, не надо выглядеть такой несчастной.
Меня охватило огромное разочарование. После всех страданий, как моих, так и Натана, после долгого непонимания и мучительных решений его чувство к Минти должно оказаться чем-то большим, чем плотское влечение.
Я закрыла глаза. Мне необходимо было избавиться от темноты и страха и отбросить их, пусть даже ценой крови и тяжелых испытаний.
И все же, пока мы с Минти украдкой переглядывалась, меня преследовало постоянное чувство жалости. Все мы используем друг друга, причиняем друг другу боль, предаем. Наши попытки бережно обращаться с окружающими чаще всего терпят поражение. Я даже чувствовала себя виноватой из-за своих черных мыслей и почти забыла, что во мне живут и теплые чувства – страсть к жизни, любовь к людям, солнцу, знания и прочие радости, которые помогают пережить невзгоды.
Я стиснула пальцы. В двадцать летя не смогла бы вот так стоять и размышлять, и в тридцать тоже. Что я тогда знала о жизни? Но сейчас, в присутствии моих детей, кажется, единственное, что мне осталось, – щедро делиться любовью и сочувствием. Пытаться быть щедрой.
Измученная, я повернулась к Натану. Его речь была смешной и лаконичной; ему удалось избежать подводных камней и не заговорить о нашем браке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95