Сначала я звонила Бенно не меньше трех раз в неделю – узнать, как продвигаются дела с их коллегой, которого заподозрили в незаконных действиях, – именно из-за этой щекотливой проблемы я не могла немедленно разоблачить в печати Гибсона. Однако через пару месяцев я начала бояться, что останусь ни с чем. Наверняка центральные издания уже все пронюхали! Вдобавок, хоть я по-прежнему в душе надеялась получить этот лакомый кусочек, последнее время моя голова была забита совсем другими проблемами.
Однако сегодня вечером, когда я вернулась домой после первой смены и плюхнулась у телевизора с миской растворимой лапши, раздался телефонный звонок.
Я тут же узнала голос Бенно.
– Ты чем сейчас занимаешься?
– Ем какую-то дрянь и смотрю шоу Ричарда и Джуди.
– Давай, Айви, быстренько двигай сюда и не забудь захватить фотографа. Пит Гибсон твой!
– Что-о? Ты серьезно?!
Я швыряю миску на ближайший диванчик.
– Но я хочу кое-что взамен, – вдруг заявляет мой приятель.
Внутри у меня все обрывается.
– Ты ведь знаешь, Бенно, у нас очень скромный бюджет...
– Знаю, лапочка, я видел твою машину! Речь не о деньгах. Ты знакома с моей дочкой?
– Ну да, – киваю я. – Как поживает Торремолинос?
Бенно и его жена назвали дочь в честь места, где она была зачата (на десять лет раньше, чем то же самое сделали Дэвид и Виктория Бекхэм).
– Все отлично! Слушай, Айви, она у нас возмечтала стать журналисткой. Может, ты поможешь ей устроиться к вам на практику, чтобы поднабраться опыта?
Вообще-то в подобных случаях положено отвечать, что существует огромная очередь желающих и что надо письменно обратиться с просьбой к главному редактору. Однако статья о Гибсоне так важна для меня, что даже под угрозой получить взбучку от Саймона я немедленно принимаю решение.
– Бенно, – авторитетно заявляю я, – можешь быть уверен, я обеспечу ее практикой. Завалю работой по самую макушку. Да что там, я не успокоюсь, пока твоя дочь не займет должность главного редактора «Санди таймс»!
Глава 104
Спортивный зал «Грин», Ливерпуль
Четверг, 28 июня, 20 часов 20 минут
Мы печатаем статью о Пите Гибсоне в завтрашнем выпуске. В конце концов, выяснилось, что полицейский, которого Гибсон хотел подкупить, наотрез отказался брать взятку, и лично я очень рада такому исходу. Достаточно и того, что известный британский певец с репутацией праведника оказался наркодилером, который регулярно организовывал кокаиновые оргии с участием других знаменитостей. Можно не сомневаться, новость станет сенсацией года!
Только вот я очень нервничаю – словно опять переживаю приступ морской болезни, случившийся со мной однажды во время девятичасового путешествия на пароме при шквалистом ветре. Всем моим коллегам знакомо ни с чем не сравнимое ощущение, которое бывает у журналистов перед выходом в свет по-настоящему сенсационной статьи. Ты одновременно чувствуешь радостное волнение, вызывающее бешеный выброс адреналина в кровь, и леденящий душу страх, что можешь отправить главного редактора под суд (последнее обычно не слишком хорошо для твоей карьеры).
Я трижды проверила все факты (то же самое сделали наши юристы), и все же... Обвинения, которые мы собираемся обнародовать, слишком серьезны, и завтра мы, без сомнения, будем по уши в дерьме.
Чтобы отвлечься от тревожных мыслей, я пошла вместе с Шарлоттой в спортзал; впрочем, я так давно здесь не была, что сейчас мне не помешала бы записка от мамы с просьбой освободить ребенка от занятий.
Мы начинаем с беговой дорожки, где я по глупости жму на кнопку с надписью «Мировой рекорд на выносливость». Я надеялась на спокойный старт, однако через несколько минут чувствую себя словно во время подъема на вершину с таким крутым склоном, что для его штурма требуются альпинистские ботинки!
Я прибавляю шагу, но мои ноги словно деревянные, так что я быстро выбиваюсь из сил и в панике начинаю жать на все кнопки подряд, словно семилетний ребенок с синдромом гиперактивности, оставленный без присмотра перед игровым автоматом.
Наконец мне все же удается попасть на кнопку аварийного отключения. Тренажер постепенно замедляет ход, а мне кажется, что мои легкие вот-вот взорвутся. Уф-фф!
Шарлотта рядом весело хихикает. Я перевожу дыхание и тоже начинаю смеяться. Мы истерически хохочем на весь зал, так что окружающие, наверное, думают, что мы наглотались галлюциногенных препаратов.
– Как ты сейчас, Айви? – спрашивает Шарлотта, когда я наконец ухитряюсь правильно настроить тренажер.
– В то время, когда не убиваю себя на беговой дорожке, имеешь в виду? – уточняю я.
– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.
– О, все чудесно! Просто замечательно! Вот только немного нервничаю из-за своей статьи...
Я отлично понимаю, что Шарлотта говорит не о статье. И если быть откровенной, даже такая встряска, во время которой содержимое моего живота словно побывало внутри стиральной машины, несравнима с болью, которую все еще причиняют мысли о Джеке.
Хотя вообще-то вопрос Шарлотты застал меня врасплох. В последнее время люди перестали расспрашивать меня об отношениях с Джеком. С момента нашей ссоры прошло уже три недели, так что новость явно устарела. Вдобавок я никого особенно не посвящала в свои страдания и всем повторяла одно и то же: у меня все чудесно! Великолепно! Замечательно! Лучше и быть не может!
– Что ж, я очень рада, – говорит Шарлотта, однако в ее голосе отчетливо звучит сомнение.
– Ты что, мне не веришь?
Шарлотта замедляет бег.
– Ну... Мы ведь все знаем, как сильно Джек тебе нравился...
– Хочешь сказать, я теперь должна сделать харакири?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85