Одним словом, он был очень НАШ!
Иногда, приезжая в Москву, и оставался ночевать в городе, Тимофеев-Ресовский звонил мне и предлагал устроить небольшой семинар. Я приглашал несколько человек, которым может быть интересен разговор и вечером в моем кабинете в Вычислительном Центре бывали очень содержательные обсуждения. Пожалуй слово "обсуждение" не совсем точно отражает то, что там в действительности происходило. Говорил в основном Тимофеев. Он рассказывал о русском естествознании, его истории, его идеях, его философии. А, самое главное, о людях русского естествознания. Особое расположение он питал к Вернадскому и Сукачеву. Впрочем много хорошего рассказывал и о Вавилове, Шмальгаузене, Четверикове и других представителях Великого Русского естествознания. Он нам действительно сумел показать, сколь велико это русское естествознание и заставлял нас чувствовать, что мы не иваны, родства непомнящие, а наследники великой культуры, за которую еще и в ответе.
Я не помню, чтобы мы когда либо говорили о Лысенко и лысенковщине. Он просто считал эту тему недостойной ученых, да и вообще серьезных людей.
На самом деле эти семинары - они были весьма редки и их было немного - можно пересчитать по пальцам, представляли собой довольно продуманный природоведческий ликбез, который Тимофеев-Ресовский устроил нам, машинным математикам. И не без задней мысли. Дело в том, что Николай Владимирович был глубоко убежден в том, что пришло время, когда естествознание, также как и физика потребует для своего развития всей мощи современной математики. Он понимал, что самим биологам и естествоиспытателям с такой задачей не справится и старался привлечь внимание и интерес профессиональных математиков, прежде всего тех, кто интересовался методами компьютерного моделирования. И его выбор нашей компании был совсем не случайным, также, как и выбор материала для обсуждения. И я думаю, что он добился определенного успеха - мы начали серьезно изучать работы Вернадского, подружились с очень интересным почвоведом Виктором Абрамовичем Ковдой и начали искать свой собственный путь в науках о природе.
Пару раз мне не удалось собрать семинар и тогда мы встречались вдвоем. Оба эти разговора имели для меня важные последствия.
Однажды Николай Владимирович попросил меня прикинуть сколько жителей планеты смогут при нынешнем уровне технологического развития вписаться в естественные циклы кругооборота веществ. Я провозился с этой проблемой довольно долго. Месяца три-четыре. Как-то он позвонил мне по телефону и спросил о том, могу ли я сказать ему, хоть что-нибудь по этому вопросу. Я сказал, что очень высок уровень неопределенности, поэтому мой ответ не точен, но по моим расчетам получается что-то между двумя и восмью стами миллионами людей. Он расхохатался и сказал,"почти правильно - 500!" и без всяких расчетов. В самом деле, лишь 10 % энергии используемой людьми, составляет возобновимая энергия, то есть энергия, которая участвует в кругообороте. Все остальное дает кладовая былых биосфер или запасы радиоактивных материалов, полученные Землей при ее рождении. Значит для того, чтобы не расходовать земных запасов, которые уже нельзя возобновить, чтобы не нарушать естественного круговорота веществ и жить в согласии с Природой, как и все другие живые виды живых существ, человечеству надо, либо поубавить свои аппетиты и найти новые технологические основы своего существования, либо в пойти на десятикратное сокращение числа жителей планеты.
Оказывается, что Тимофеев-Ресовский знал заранее такой ответ и хотел посмотреть, как я до него дойду сам - элементарный розыгрыш в его стиле. Но он заставил меня задуматься над другим вопросом - человечество взаимодействует с Природой как единый вид. Что из этого должно следовать?
А должно следовать многое. В том числе и новое представление о прошлом настоящем и будущем общества. Попытка проследить то, что должно вытекать из этого факта, привела меня к полной перестройке моего представления о диалектике общественного развития.
Другой разговор состоялся значительно позднее, в Обнинске, когда я уже начал серьезно размышлять о биосферных проблемах, внимательно читать Вернадского и думать о том как научиться изучать взаимодействие человека как биологического вида и биосферы, неотделимой частью которой он является. Видя все бесконечное разнообразие культур, образов жизни, экономики, я старался понять что же может стать отправной позицией для изучения этого взаимодействия. Да и вообще - как можно изнутри системы изучать ее всю в целом, когда мы можем располагать только локальной информацией: опыт над биосферой просто невозможен, хотя бы потому, что он бесконечно опасен!
И однажды, после какого то семинара или совещания в городском доме культуры в Обнинске, в ожидании электрички мы и разговаривали с Николаем Владимировичем о всех этих проблемах. Я ему подробно рассказал о своих сомнениях в возможностях эффективного научного анализа и о том, что я не вижу других проблем столь же значимых для человечества. Я сказал и о том, что без машинной имитации глобальных биосферных процессов нам просто не обойтись. Но как к этому подступиться?
Итак, в отличие от обычных, этот разговор начался с моего монолога. Тимофеев долго не перебивал. Когда я кончил, он сказал примерно следующее:"Я вижу, что Вы дозрели. Без моделирования здесь не обойтись, хотя это и невероятно трудно. Но игра стоит свеч. Никто кроме Вас сейчас этим заниматься не сможет, и не станет, а заняться этим необходимо". Вот такое я тогда получил благословение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134