Капитан роты объяснил:
– Весь апрель резали в плавнях камыши. Половина роты больных. Лекари велели есть итальянские померанцы. Интендант покупает на рубль сто плодов.
На верфи готовились к спуску два линейных корабля и. фрегат. Мордвинов оказался тут. Увидев Рибаса, сказал с явной насмешкой:
– Вы мне советы готовы давать? Жду не дождусь.
И невооруженным глазом любой заметил бы, что корабли построены из сырого леса, но советовать просушить его теперь… – верх бессмыслицы.
– Почему пушки поставлены лишь у одного борта? – спросил Рибас.
– А на другой борт орудий нет! – вдруг закричал в ответ Мордвинов.
– Как бы суда при спуске не перевернулись, – заметил Рибас.
– А мы на другой борт мешки с песком навалим!
Давать советы старшему офицеру флота больше не хотелось, но все-таки Рибас сказал о землянках и посоветовал немедля шить палатки.
– Тут двадцать четыре тысячи нижних чинов, – устало сказал Мордвинов. – Где их разместить, как не в земле?
Но уже на следующий день палатки стали появляться, и окрестности приобретали довольно живописный вид. Рибас собирался вернуться в Кременчуг, но прибывший курьер сообщил новость: императрица, наконец, встретилась с Иосифом в местечке Новые Кайдаки и едет в Херсон. Город заканчивал последние приготовления перед встречей. На переправу через Ингулец Рибас отправился вместе с офицерами Александрийского эскадрона.
На берегу гремел оркестр, выстроились войска. Императрица и Иосиф вышли из кареты и направились к украшенной цветами галере, кормой которой управлял Мордвинов. Когда их величества, Потемкин и свита оказались на другом берегу, Рибас подошел к Попову.
– Все, слава Богу, обошлось, – сказал Базиль. Князь получил важное известие и велел вам быть в Херсоне. – Его позвали к свите и он ничего не успел объяснить.
Карету их величеств к городу сопровождали эскадроны и мещане в седлах. После молебна в новопостроенной церкви Святые Великомученницы Екатерины высокие гости прошли во дворец, где Потемкин представил им племянника польского короля и российского посланника в Турции Булгакова, прибывших накануне.
Вечером на военном форштадте в офицерских домах только и говорили об известиях, которые привез из Турции посланник Булгаков. Кременчуговские карточные партнеры Рибаса барон Бюлер, Попов, адъютант Рибопьер забывали делать ставки, обсуждая константинопольские дела.
– Войне не быть по трем причинам, – говорил Базиль. – Во-первых, Махмут-паша Скутарийский враждебен Константинополю. И собирает армию. Во-вторых, у османов кругом полный развал. Порядка никакого. Даже на флоте обедают кто когда захочет, а не по команде. В-третьих, у них все на корысти держится. Каждый паша выдумывает десятки глупых должностей для чиновников, чтобы эти должности продавать и покупать себе жен.
– Поэтому война может начаться хоть завтра! – горячился Рибопьер.
– Покойник Фридрих Великий говорил: «Турки за деньги продадут и свой коран!»
– У них казна пуста, – замечал Бюлер.
– Вот именно! – подхватывал Базиль. – Булгаков говорит, что прошлогодний доход в восемьдесят миллионов султан уж по ветру пустил.
– Черт с ними, с османами! – восклицал Рибопьер. – Потемкин делает ставку на то, что христиан в Порте в три раза больше, чем мусульман.
Рибас ждал, когда Базиль, наконец, скажет ему о причине, по которой Потемкин приказал ему остаться в Херсоне, и Базиль удовлетворил его нетерпение:
– Князя известили, что завтра неаполитанская депутация прибывает, и вам, Осип Михайлович, велено быть при ней.
На расспросы Базиль отвечал, что депутация официальная, от короля Фердинанда, возглавляет ее маркиз Галло. Едет он для уточнения статей торгового договора и изъяснения дружеских чувств.
На следующий день депутация прибыла в трех запыленных каретах. Рибас представился маркизу, показал отведенные покои. Галло спросил:
– Давно ли вы живете в России?
– Почти пятнадцать лет, – ответил полковник. Щуплый, низкорослый, резкий в движениях маркиз вдруг поморщился и воскликнул:
– И этим все сказано!
Рибас был в недоумении: что имеет в виду Галло? Однако, маркиз, ничего не прибавив, отправился переодеваться. Но это недоразумение отчасти разъяснилось, когда среди прибывших Рибас увидел своего давнего знакомца, который так неловко в заведении «Берлин» пытался продать бумаги покойного Кумачино. Да, это был Джачинто Верри, представленный Рибасу как один из секретарей маркиза. Верри зачем не выказал того, что они знакомы, и Рибас подумал: «Простое поручение сопровождать депутацию может мне многого стоить».
Императрица приняла Галло во дворце и милостиво выслушала приветствия, заверения и любезности в свой адрес. В ответ она сказала:
– Торговый договор будет хорош как для Неаполя, так и для Петербурга. Мы даже полагаем, что для Неаполя он будет более выгоден. Мы пошлины для ваших купцов уменьшили втрое, чем вы это сделали для наших. Разрешили платить пошлину не золотом, а земской медной монетой. Дали много преимуществ против купцов других стран. Если у вашего короля остались сомнения относительно статей договора, подайте о них сведения моему секретарю.
В ответ Галло рассыпался в ничего не значащих любезностях, а Екатерина кивнула Храповницкому и он подал ей на бархатной подушке перстень с очень крупным бриллиантом.
– Примите сей дар в знак того, что наши слова не будут расходиться с делами нашими.
Вечером на балу маркиз беседовал с иностранными послами, показывал перстень. Любуясь им, он сказал французскому посланнику Сегюру:
– Этот подарок о многом говорит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203