Второе письмо, ноябрьское, написанное по-французски, было ответом на послание Рибаса. Суворов писал: «Письмо от 30 октября, коим Ваше Превосходительство меня почтили, есть повторный знак Вашего доброжелательства и Вашей ко мне дружбы. Сия-то дружба и внушила Вам столь лестное мнение, касательно победы, одержанной союзными войсками над армией великого Визиря на берегу Рымника. Не стану уверять, что мне безразличны рукоплескания знатока, храброго генерала и доблестного героя, который ввиду целого неприятельского флота, под огнем 37 судов берет штурмом хорошо укрепленную крепость; напротив, высоко ценю оные и буду ценить вечно. Не лишайте меня, Генерал, дружбы, кою Вы мне до ныне выказывали, и будьте совершенно уверены, что я всегда пребуду с величайшей преданностью и безграничным уважением».
Взятие Бендер закрыло кампанию 1789 года. Редкие теперь курьеры и офицеры из Ясс, из ставки Потемкина, с упоением рассказывали о баснословно сказочной жизни князя. Гарем красавиц – жен его генералов, составлял молдавскую свиту Потемкина. Для своей ненаглядной Прасковьи он вырыл подземный замок, выложил его шкурами всех животных, что есть на земле, и бриллиантовыми венками. Впрочем, от императрицы князь действительно получил венок с бриллиантами в сто пятьдесят тысяч да еще сто тысяч наличными. Его пожаловали «великим гетманом казацких войск», наряд гетмана он придумал сам.
Тем временем Рибас обновлял свой гардероб. Тонкое сукно с трудом нашли в Херсоне и портной уж строил мундир, как из Ясс явился курьер и сообщил, что в свите Потемкина и в армии отныне все генералы носят мундиры грубого солдатского сукна по примеру князя. Пришлось и Рибасу раскошелиться и на второй мундир, в котором он встретил Рождество и известие о награждении орденом святого Георгия третьего класса. Первым генерала поздравил Суворов: «Милостивый государь мой Осип Михайлович! Ваше Превосходительство с получением Императорской милости усерднейше поздравляю; радуюсь и желаю от всего сердца достичь и высших степеней сего ордена».
В Рождественские дни в столовой Рибаса можно было увидеть очаковского коменданта Кастро де Лацерда, генерал-аншефа барона Ивана Ивановича Меллер-Закомельского и адмирала Мордвинова с женами, инженера-голландца де Волана, генералов Гудовича, Мекноба и Шереметьева. Дамское общество украшало присутствие Катрин Васильчиной, которая по зимнему пути прикатила из Екатеринослава вместе с Михаилом Фалеевым третьего дня. Рибас не видел ее до этого, и появление Катрин было приятным сюрпризом для него. Расспрашивать Катрин о сыне не пришлось – ее тетушка регулярно писала генералу.
Стол украсили цветами из оранжереи адмиралтейства, бургундское, пряная телятина по-итальянски, двойная гданьская и барбарисовое мороженое. Тосты за новоиспеченного кавалера ордена Георгия не заставили себя ждать. Жена Мордвинова оказалась отнюдь не флорентийской богиней, а типичной сухопарой англичанкой в платье а ля фрак. Она почему-то во все глаза смотрела на Катрин, а когда спохватывалась и наклонялась к тарелке, то казалась заплаканной. Катрин была в платье а ля триумф. Корсет так изящно облегал ее тело, что даже Мордвинов был взволнован. Высокую прическу обольстительницы венчал султан из перьев.
Рибасу она сказала всего одну фразу, обращенную непосредственно к нему:
– Прекрасный Иосиф, ваша бригантина скоро пойдет ко дну от тяжести наград, полученных вами.
Он не успел ответить – заговорили о французских делах.
– Братья короля бежали в Англию, – сказала жена Мордвинова Генриетта; жена барона Меллера-Закомельского сообщила:
– Мне писали, что в октябре в Версале толпа ворвалась в спальню Марии-Антуанетты!
– Королева была одета? – поинтересовался инженер де Волан, а Гудович развеселил всех замечанием:
– Кто же находится в спальне в шубе?
– Ворвалась толпа, и что же? – спросила Катрин.
– Королева стреляла! – ответила баронесса.
– Метко? – поинтересовался де Волан, начинавший все более нравиться Рибасу.
– Один убитый.
– Толпа, видно, была не столь густой, – сказал де Волан.
– Королевскую чету вынудили выехать из Версаля.
– Куда же?
– В Париж.
– Это гораздо ближе, чем от нас Кременчуг, – заметил ироничный де Волан.
Воспоминание о прошлогодней прогулке на бригантине в Кинбурн в обществе Катрин были свежи в памяти генерала. И несмотря на то, что Фалеев цербером был рядом с ней, Рибас пытался завладеть вниманием женщины, объявлял присутствующим:
– Послушайте, господа, стихи, которые мне прислал Суворов. Стихи его собственного сочинения.
К Божествам на небеса
Я сегодня поднялся.
И они сказали мне:
– Позабудь нас и во сне.
Для тебя, для малой тли,
Нет прекраснее земли.
– Выходит, Суворов после Рымника не только граф, но и пиит? – спросил Гудович.
– Но свои стихи он заканчивает строфой: «Гений счастлив лишь уделом, что летит вперед к Бендерам». – Отвечал Рибас.
Катрин продолжала беседу с комендантом Очакова об испанских вуалях.
– Мадемуазель Брэтен была бы в восхищении от вашего платья, – продолжал осаду ветренницы новоиспеченный георгиевский кавалер, а Катрин обращалась за соусницей к генералу Мекнобу.
Рибас оставил тщетные попытки. Но когда было решено отправиться на прогулку по заснеженным окрестностям, Катрин улучила минуту и и горячо зашептала на ухо Рибасу:
– В три по полуночи пошлите своего человека с пистолетами. Пусть выстрелит два раза возле церкви. Спустя получас прикажите стрелять у Данцигского трактира. А потом на окраине.
– Расспросить ни о чем не удалось:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203