ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Строго, подчеркнуто, изысканно вежливо или сыграть роль простоватого неаполитанца, завзятого кутилы и бесшабашного мушкетера?»…Но спустя несколько минут Рибас понял, что принимает участие в странной словесной игре, которая началась между подвыпившим негоциантом и путешественником.
– А есть в Неаполе картины, достойные времени, судьбы и больших денег? – спрашивал Витторио, а Рибас вспомнил поразившую его в отрочестве «Данаю» Тициана.
– Да! – подхватывал негоциант. – Есть ли в Неаполе достойные люди? Как ваш король жив-здоров? Удивляюсь Марии-Терезии Австрийской – она не прогадала, выдав свою дочь за короля Фердинанда! Но, говорят, он со странностями?
– Тициана я взял на заметку, – перебивал путешественник. – А кто еще достоин внимания?
– Да! Кто в Неаполе достоин внимания? – Алехо пододвигался вместе с тяжелым стулом к Рибасу. Шрам теперь не ужасал, а даже, вот странность, был знакомо приятен. – Кто при дворе делами вертит? Тануччи?
Очевидно, под столом Витторио постукивал своим башмаком по сапогу Алехо, потому что негоциант с недовольным видом иногда поворачивался к путешественнику.
– Говорят, у вас Караваджо хорош, – улыбался Витторио, а Алехо подхватывал разговор на свой лад:
– Тануччи в первых министрах у вас сколько? Лет тридцать? Он, видно, во всех отношениях хорош! И при отце вашего нынешнего цезаря министром был. И при Фердинанде теперь. Он в политике Макьявелли – и правильно! С французскими родственниками да с папой надо держать ухо востро.
Витторио опрокинул фарфоровую чашку, извинился, стал расспрашивать о фресках в церкви Паоло Маджоре, а неопрятный великан-негоциант-меценат интересовался всем, но только не искусством. Он не обращал внимания на слуг, обновивших стол сырами, не замечал внимательного уха хозяина «Тосканского лавра», забыл о женщинах…
Последний раз подпоручик видел короля Фердинанда в походе по побережью. Фердинанд приехал к самнитам на простой повозке и был в латаной одежде неаполитанского рыбака. Страсть к переодеваниям – извинительная слабость неаполитанского цезаря. Он мог заявиться на бал в чалме и турецком халате, нести околесицу про свой сераль; он упивался тем, что его «не узнают» и частенько повышал в чине тех, кто его так и «не узнал». Рассказывали, что в первый год своего правления после смерти отца Карла Бурбона он переоделся в нищего и выдал себя за крестьянина провинциального герцога Габриэля де Анно. Все было бы ничего, но крестьянин этот обвинялся в убийстве и герцог приговорил его к отсечению головы. Мнимого крестьянина схватили, устроили скорый суд, прикатили из мясной лавки плаху и вызвали палача. Герцогу Габриэлю оставалось взмахнуть платком, чтобы справедливость восторжествовала, но тут четверо мушкетеров оттеснили палача, поставили над жертвой палатку, и через несколько минут из нее вышел при всех своих регалиях августейший Бурбон Фердинанд. Толпа ахнула так, что с колокольни сорвался главный колокол церкви. Фердинанд, имея и без того мефистофельские черты лица, хохотал, а после устроил с герцогом такой скромный ужин, что в прошлогоднем вине утонуло несколько подданных.
Алехо смеялся рассказам Рибаса, так бил по столу кулачищами, что сыры выпрыгивали из тарелок. Подпоручик уверился, что его сотрапезники не имеют никакого отношения к завтрашней дуэли. Но настораживал лишь их интерес к его персоне.
– Давно ли вы в чине подпоручика? Как ваш отец-испанец оказался в Италии? Зачем вы едете в Англию? Почему так беден ваш цезарь, и не обирают ли его папские нунции?
Рибас заметил, что у камина появилась еще одна женщина. Хозяин таверны кивнул ей, она безразлично отвернулась. А негоциант посмотрел на женщину открыто, восторженно, встал, подошел к ней, взял за руку и что-то сказал. Потом извлек из кармана мелькнувший желтыми камешками браслет, надел женщине на руку, круто повернулся и, ни слова не говоря, вышел из «Тосканского лавра».
– Он приглашает вас на ужин в свой палаццо, – сказал путешественник.
«Что их могло заинтересовать? Собственно, я всего лишь уточнил, что еду не в Англию, а в Шотландию, к родственникам матери. А родом они из Ирландии».
Рибас взглянул на женщин – они тоже собирались покинуть «Тосканский лавр». Та, что пришла последней, не белила лицо на римский манер. Широкое от талии платье развернулось веером, когда женщина набросила на плечи мадзаро.
– Они едут с нами, – сказал путешественник.
– Завтра утром я должен быть в Ливорно.
– Это вполне осуществимо. Граф предоставит вам карету.
«Этот великан к тому же и граф».
На улице Рибас с удовольствием подставил лицо тиррентским порывам ветра. Витторио Сулин распахнул дверцу кареты – внутри на жесткой постели спал великан-граф. Путешественник не удивился, предложил садиться рядом со спящим, слуги прыгнули на запятки, кучер погнал лошадей. На крутом повороте возле фонтана Четырех мавров путешественник попридержал голову спящего, усмехнулся, взглянул на Джузеппе… Выехали к каналу, соединяющему порт Ливорно с торговым устьем реки Арно.
– Северный источник, – объявил Витторио Сулин, кивнув на ровную площадку возле канала, где возвышались четыре колонны. Дуэль, назначенная здесь на завтра, казалась теперь Рибасу нереальной. Путешественник вдруг наклонился к нему и тихо сказал:
– Вы ведь католик. А в Шотландии верховодят протестанты. Англия поддерживает их.
– Времена меняются. Англия готовится к войне за Североамериканские колонии… и гонения на католиков прекратились. Но я не рассчитываю долго оставаться у родственников.
– Я не ошибусь, молодой человек, если предположу, что вы собираетесь вступить в английский флот?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203
– А есть в Неаполе картины, достойные времени, судьбы и больших денег? – спрашивал Витторио, а Рибас вспомнил поразившую его в отрочестве «Данаю» Тициана.
– Да! – подхватывал негоциант. – Есть ли в Неаполе достойные люди? Как ваш король жив-здоров? Удивляюсь Марии-Терезии Австрийской – она не прогадала, выдав свою дочь за короля Фердинанда! Но, говорят, он со странностями?
– Тициана я взял на заметку, – перебивал путешественник. – А кто еще достоин внимания?
– Да! Кто в Неаполе достоин внимания? – Алехо пододвигался вместе с тяжелым стулом к Рибасу. Шрам теперь не ужасал, а даже, вот странность, был знакомо приятен. – Кто при дворе делами вертит? Тануччи?
Очевидно, под столом Витторио постукивал своим башмаком по сапогу Алехо, потому что негоциант с недовольным видом иногда поворачивался к путешественнику.
– Говорят, у вас Караваджо хорош, – улыбался Витторио, а Алехо подхватывал разговор на свой лад:
– Тануччи в первых министрах у вас сколько? Лет тридцать? Он, видно, во всех отношениях хорош! И при отце вашего нынешнего цезаря министром был. И при Фердинанде теперь. Он в политике Макьявелли – и правильно! С французскими родственниками да с папой надо держать ухо востро.
Витторио опрокинул фарфоровую чашку, извинился, стал расспрашивать о фресках в церкви Паоло Маджоре, а неопрятный великан-негоциант-меценат интересовался всем, но только не искусством. Он не обращал внимания на слуг, обновивших стол сырами, не замечал внимательного уха хозяина «Тосканского лавра», забыл о женщинах…
Последний раз подпоручик видел короля Фердинанда в походе по побережью. Фердинанд приехал к самнитам на простой повозке и был в латаной одежде неаполитанского рыбака. Страсть к переодеваниям – извинительная слабость неаполитанского цезаря. Он мог заявиться на бал в чалме и турецком халате, нести околесицу про свой сераль; он упивался тем, что его «не узнают» и частенько повышал в чине тех, кто его так и «не узнал». Рассказывали, что в первый год своего правления после смерти отца Карла Бурбона он переоделся в нищего и выдал себя за крестьянина провинциального герцога Габриэля де Анно. Все было бы ничего, но крестьянин этот обвинялся в убийстве и герцог приговорил его к отсечению головы. Мнимого крестьянина схватили, устроили скорый суд, прикатили из мясной лавки плаху и вызвали палача. Герцогу Габриэлю оставалось взмахнуть платком, чтобы справедливость восторжествовала, но тут четверо мушкетеров оттеснили палача, поставили над жертвой палатку, и через несколько минут из нее вышел при всех своих регалиях августейший Бурбон Фердинанд. Толпа ахнула так, что с колокольни сорвался главный колокол церкви. Фердинанд, имея и без того мефистофельские черты лица, хохотал, а после устроил с герцогом такой скромный ужин, что в прошлогоднем вине утонуло несколько подданных.
Алехо смеялся рассказам Рибаса, так бил по столу кулачищами, что сыры выпрыгивали из тарелок. Подпоручик уверился, что его сотрапезники не имеют никакого отношения к завтрашней дуэли. Но настораживал лишь их интерес к его персоне.
– Давно ли вы в чине подпоручика? Как ваш отец-испанец оказался в Италии? Зачем вы едете в Англию? Почему так беден ваш цезарь, и не обирают ли его папские нунции?
Рибас заметил, что у камина появилась еще одна женщина. Хозяин таверны кивнул ей, она безразлично отвернулась. А негоциант посмотрел на женщину открыто, восторженно, встал, подошел к ней, взял за руку и что-то сказал. Потом извлек из кармана мелькнувший желтыми камешками браслет, надел женщине на руку, круто повернулся и, ни слова не говоря, вышел из «Тосканского лавра».
– Он приглашает вас на ужин в свой палаццо, – сказал путешественник.
«Что их могло заинтересовать? Собственно, я всего лишь уточнил, что еду не в Англию, а в Шотландию, к родственникам матери. А родом они из Ирландии».
Рибас взглянул на женщин – они тоже собирались покинуть «Тосканский лавр». Та, что пришла последней, не белила лицо на римский манер. Широкое от талии платье развернулось веером, когда женщина набросила на плечи мадзаро.
– Они едут с нами, – сказал путешественник.
– Завтра утром я должен быть в Ливорно.
– Это вполне осуществимо. Граф предоставит вам карету.
«Этот великан к тому же и граф».
На улице Рибас с удовольствием подставил лицо тиррентским порывам ветра. Витторио Сулин распахнул дверцу кареты – внутри на жесткой постели спал великан-граф. Путешественник не удивился, предложил садиться рядом со спящим, слуги прыгнули на запятки, кучер погнал лошадей. На крутом повороте возле фонтана Четырех мавров путешественник попридержал голову спящего, усмехнулся, взглянул на Джузеппе… Выехали к каналу, соединяющему порт Ливорно с торговым устьем реки Арно.
– Северный источник, – объявил Витторио Сулин, кивнув на ровную площадку возле канала, где возвышались четыре колонны. Дуэль, назначенная здесь на завтра, казалась теперь Рибасу нереальной. Путешественник вдруг наклонился к нему и тихо сказал:
– Вы ведь католик. А в Шотландии верховодят протестанты. Англия поддерживает их.
– Времена меняются. Англия готовится к войне за Североамериканские колонии… и гонения на католиков прекратились. Но я не рассчитываю долго оставаться у родственников.
– Я не ошибусь, молодой человек, если предположу, что вы собираетесь вступить в английский флот?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203