В каком бы облике она ни являлась, ее неизменно сопровождают змеи – алые и блестящие, как свежевыпотрошенные кишки. Во взвихренное пространство сна врывается восточная музыка – нестройная, негармоничная, жуткая. Таинственная женщина пляшет. Приапическая Горгона с отрезанными пенисами в волосах, она вырывает меня из сна – в явь.
Я проснулся в холодном поту. Меня трясло. Сердце билось в бешеных ритмах дез-металла. Мир был в двух днях пути на юг. Билл и Гимпо тоже переключились на автопилот, но, судя по их безмятежным лицам, им снились хорошие сны. Не кошмары. Бледный диск солнца прятался за пеленой снега. Я заметил, что снег стал другим: там, на Севере, он был как сухой порошок, теперь он стал более рыхлым и влажным. Мотоциклы не то чтобы вязли, но ехать стало труднее: передние лыжи врезались в снег глубже. Кое-где уже проглядывали небольшие участки голой земли с промерзшей травой. Среди сосен пела какая-то птица.
Едем на юг по белым пустынным просторам, солнце движется на запад. Его свет мчится к нам сквозь пространство и время, с отставанием в считанные секунды. Время гнется и искажается – в соответствии с теорией относительности. Z сидит впереди, крутит ручки приемника, ищет Радио-Мафию. Похоже, нашел. Дружелюбный финский панк; но потом вдруг включается «Ebeneezer Goode», текущий хит поп-рейв команды «The Shamen», «Шаманы» (кстати, вот яркий пример абсолютно неправильного названия).
Z удручен и расстроен, что Радио-Мафия транслирует танцевальную музыку во время нашего путешествия на Север. Да уж, Z знает, как задеть за живое своих друзей и попутчиков. В данном случае – меня. Он, конечно же, знает, что каждый, когда-то игравший в группе, ненавидит любую другую группу из тех, что играют в той же манере. Потому что любая чужая группа – это угроза твоей. И в этом смысле и «The Orb», и «The Shamen» представляют угрозу для нас с Джимми; тем более теперь, когда мы уже ничего не записываем в рамках проекта KLF… они мгновенно и очень даже успешно заполнили брешь, оставшуюся после нашего ухода. Конечно, мне хотелось бы думать, что я – как дзен-мастер – выше всей этой мелочной суеты материального мира; и да, я признаю, что «Ebeneezer Goode» – замечательная танцевальная/поп/рейв композиция; но вот в чем ужас – она уже пять недель держит первое место во всех хит-парадах, тогда как мы, KLF, смогли удержаться на первом месте в Великобритании всего две недели подряд.
Я не знаю, известны ли эти подробности Z, но он и вправду задел меня за живое. Наступил на любимую мозоль. Я пытаюсь не обращать внимания на его мелочные издевательства, потому что подобный инфантилизм даже не стоит того, чтобы на него напрягаться. Наконец, песня кончается, и настает избавление в виде «Eight Miles High» группы «The Byrds».
Разговор переходит на Трейси и ее бойфрендов. Одно время Трейси встречалась с этим тощим американцем… ну, который с идиотской прической… он еще пел в какой-то ирландской группе, почти известной. Это была и любовь, и пытка, но потом он бросил Трейси ради учительницы математики. У Трейси в голове не укладывалось, как он может быть счастлив с учительницей математики. Я лично его не знал, этого парня, но я, помнится, что-то такое сказал, что ему, может быть, нужно жить с кем-то нормальным; что ненормальным обязательно нужно встречаться с нормальными, а нормальным – с ненормальными, что это как инь и ян. Я совершенно не собираюсь углубляться в какие-то дебри, но вы, наверное, поняли, что я имею в виду.
Я совершенно не помню тот разговор с Трейси, он давно погребен под завалами мусора на свалке памяти, но Z вдруг решает заступиться за Трейси. Как выясняется, она очень расстроилась из-за того, что я считаю ее ненормальной, и:
– Почему ей нельзя встречаться с припизднутыми психопатами-музыкантами, если ей этого хочется? – вопрошает Z.
– Да мне вообще все равно, с кем она там встречается, но если ей хочется в жизни стабильности и равновесия, почему она не найдет себе самого обыкновенного психа? – Я сам не верю, что я это сказал. Что я вообще знаю о человеческих отношениях? Я знаю только одного человека, кто разбирается в этом еще херовей, чем я: это Z. Кстати, он думает обо мне то же самое.
Ладно, проехали!
Гимпо первым заметил его: бронзовокожего бога в человеческом облике, Полярного Адониса, нордического Давида, – обнаженный, он стоял, скрестив руки на груди, прямо на нашей лей-линии. Он походил на скульптуру, вырезанную из чефраса. Мускулистый торс. Длинные, до пояса, волосы, сияющие и пышные. Тяжелая челюсть; глаза – пронзительные и синие, как у кочевника из пустыни, который пристально вглядывается в горизонт, где виднеются пирамиды; массивный член.
Мы остановились, чтобы заговорить с этим видением из сладкого сна педераста. Он ослепительно нам улыбнулся, свет тысячи солнц отразился от его белоснежных зубов. Протянул свою большую бронзовую руку.
– Меня зовут Фабио, – карамельный баритон источал спокойную уверенность в себе. – Прошу прощения за свой наряд, – он рассмеялся, – или же за отсутствие такового. Я вышел, чтобы пробежаться. Здесь никто не живет, только мы с братьями, – он небрежно махнул рукой, – а белым медведям, по-моему, все равно.
Я пожал его руку. Как я и думал, его рукопожатие было крепким, но неагрессивным.
– Пойдемте, – сказал он своим обольстительным голосом. – Вы должны с нами отужинать – монастырь тут рядом. – Фабио побежал вперед, указывая нам дорогу. Оранжевый солнечный свет отражался в блестящих капельках пота у него на коже. Казалось, что он весь обсыпан крошечными янтарными бриллиантами. За ним тянулся шлейф пара – словно хвост фантасмагорической птицы из опиумного видения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116