Сестра взяла кружку с полки буфета, подпирающего стену. Набрав воды из-под крана, принялась полоскать рот.
– Перестань! Для этого есть ванная! – осадила ее мать Толика, в то время как тетя Ира даже бровью не повела.
– А что такого, все же свои!
– Иди в ванную! – настаивала женщина.
– Мам, успокойся, – попросил Толя, голова которого начала трещать.
– Вот и я говорю, – вмешалась тетка, – Тома, давай накапаю чего?
– Не надо, только в покое меня оставьте, очень прошу, – выходя из кухни, сказала женщина.
Толя допил чай и вышел. Он нашел мать на улице. В прохладной темноте она стояла у подъезда и курила. Увидев его, стряхнула пепел.
– Они решили меня с ума свести. Все из-за квартиры. Дележка началась.
– У нас есть где жить, – ответил парень, следя за тлеющим огоньком сигареты, чуть более тонкой, чем пальцы матери.
– А ты как?
– Не ругайся из-за квартиры ради меня. У меня есть деньги, и если все пойдет так, как я планирую, то мои доходы не станут меньше. Я думаю, что куплю что-нибудь в Подмосковье.
– Так хорошо платят? – удивилась мать.
– Не то слово, – ответил он, посмотрев в ночное небо, найдя созвездие Малой Медведицы. – В других фирмах в несколько раз меньше.
– Я с ними и не ругаюсь, – продолжила мать. – Но они не верят, что мне все равно. Еще боятся, что бабушка завещание на тебя написала.
– Я не хочу об этом говорить. Как она умерла?
– Я была у нее, когда она решила прилечь отдохнуть, – выпуская струйку ароматного дыма, ответила мать. – До того как закрыть веки, она сказала кое-что для тебя…
Толик напрягся, в груди зашевелилась змея нехорошего предчувствия.
– …Это звучит странно, но она сказала, чтобы ты был осторожнее в Москве. А потом ее глаза словно помутнели, голос как будто изменился. Тогда она сказала, что на твоем счету больше тысячи человек. Да-да, так и сказала. «На счету Толика больше тысячи человек, но место отступить есть…»
Он вспомнил нищенку у входа в метро, Генку, камень с запиской, разбивший окно. Все это промелькнуло перед его мысленным взором за секунду. Мать же докурила сигарету до фильтра, отбросила «бычок» в сторону мусорного вазона и сказала:
– Я очень удивилась и испугалась тогда, а сейчас понимаю, что у нее были предсмертные галлюцинации. Такое случается, я читала.
Мать задумалась, посмотрела на звезды. Толя обнял ее. Она заплакала:
– Почему она умерла? Ведь не было повода. Она была здорова… Для своих лет. Мне так тяжело сейчас. И ты где-то далеко. С тобой нельзя разговаривать каждый день, а отец… Ты же знаешь, – махнув рукой в сторону, всхлипнула она. – Он пьет. Сестра ополчилась на меня, и ее бескультурная дочь сводит меня с ума.
– Перестань. Я буду звонить каждый день, – попытался успокоить маму Толик.
– Куда?! У нас телефона нет!
– Я куплю тебе сотовый, – ответил он, прижав ее сильнее. «Опять началось. На моем счету больше тысячи человек? О чем это? Может, впрямь, предсмертные галлюцинации? Куда я могу отступить? Господи, что она имела в виду?» – подумал Толя.
2
Он бросил рюкзак около кровати.
– Ну, как?
А что еще спросить?
– Как в песне, закопали и забыли. Мать жалко, на нее там давят из-за квартиры, – ответил Толик.
– Наследство, – сказала Полина, присаживаясь на краешек кровати, наблюдая, как он снимает свитер, рубашку, расстегивает ремень джинсов.
– Давай, пожалуйста, не будем об этом говорить. Все жутко неприятно. А главное, что еще целых шесть месяцев ждать, пока откроется дело по наследованию. Шесть месяцев неясности. Я матери сказал, чтобы не конфликтовала, пусть все заберут. Я себе пару старых фотографий, еще прошлого века, взял.
– Покажешь? – попросила Полина, поднимаясь, подходя к нему.
– Позже, – стягивая джинсы, ответил он.
Она обняла его, оставшегося стоять в синих трусах-плавках и серых носках. Они поцеловались. Просеменили к кровати, рухнули на матрац. Лаская ее шею, Толя расстегивал пуговки, стягивал с нее рубашку. Он то закрывал глаза, то открывал, поэтому не сразу заметил, а обратив внимание, остановился и спросил:
– Что это?
Она открыла глаза, посмотрев на запястье правой руки, черневшее синяком.
– Не знаю. Я такая неуклюжая, а кожа у меня чувствительная, вот и хожу постоянно как побитая собака, – слишком быстро ответила она, встала с кровати и начала застегивать пуговицы.
– Ударилась? Ты куда? – спросил он.
– Чай поставлю. Ты ведь голоден, – торопливо причесав пятерней волосы, ответила женщина.
– Я голоден, но в другом понятии слова «голод», – вставая, подначивал Толик.
– Позже. Там все выкипит и подгорит. Я потом сковороду не ототру.
– Выключай огонь и возвращайся, – попросил он, глянув на синяк на ее запястье.
Она поймала его взгляд, чуть дернула плечами и пошла на кухню. Ей не хотелось его огорчать, не хотелось, чтобы он видел ее тело при ярком свете, тогда он заметит еще следы и в просто «ударилась» не поверит.
Толя откинулся на подушки. Ткань пахла ею. В это мгновение он понял, как сильно соскучился. Ее стремительному бегству из постели он значения не придал, потому что вспомнил, как стоял, обжигаемый солнцем, на кладбище посреди толпы приглашенных знакомых, друзей и родных, а четверо поддатых мужиков опускали гроб в свежевырытую яму. Тогда, наблюдая черные кляксы ворон в небе, он подумал: «На моем счету больше тысячи смертей». Эта мысль тут же ушла, но вот она снова всплыла в его голове. «На моем счету более тысячи смертей. Предсмертные слова только забивают мозг да нагоняют страха. А может! Черт!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137