Похоже, отдельные эпизоды у Крахта не только в определенном смысле соответствуют эпизодам «Божественной комедии», но и выстроены в том же порядке. Не останавливаясь на этом подробно, приведу лишь самую общую схему подобных соответствий, какой она представляется мне: преддверие ада – остров Зильт, охарактеризованный в «Faserland» как нечто среднее между Германией и Англией; первый круг (отверженные) и второй круг (вожделеющие) – портовый город Гамбург с его проститутками и всяческим сбродом; третий круг (обжоры) – самолет компании «Люфтганза»; четвертый круг (скупцы и расточители) – Франкфурт, банковский центр ФРГ; пятый круг (несдержанность, злоба, буйное скотство) – Гейдельберг, город студентов и интеллектуальной элиты; шестой круг (ересиархи и еретики) – поляна рейвов под Мюнхеном, на которой устраивают свои сборища неформалы; седьмой круг (насильники) – Мюнхен, где рассказчик встречается с неонацистом Уве Копфом; восьмой круг (льстецы и дурные советчики) и девятый круг (предатели) – имение миллионера, отца Ролло, на Боденском озере. Примечательно, что в последний раз рассказчик видит своего друга Ролло на самом берегу озера, когда тот плачет. У Данте девятый круг ада описывается так (Песнь тридцать вторая, 22–24): «Я увидал, взглянув по сторонам, / Что подо мною озеро, от стужи / Подобное стеклу, а не волнам». Это дантевское озеро называется Коцит (по-гречески «Плач»).
Если продолжить такую линию рассуждений дальше, то можно предположить, что последняя, «швейцарская» глава «Faserland» соответствует странствиям Данте по чистилищу. В «Божественной комедии» путь через чистилище, от Долины земных властителей до вершины горы, занимает время одного дня, от восхода солнца до темноты. События восьмой главы «Faserland» укладываются в такой же промежуток и заканчиваются встречей героя с таинственным перевозчиком на берегу Цюрихского озера (Леты?).
Хотелось бы сказать еще об одном любопытном наблюдении. Герой путешествует, то и дело меняя свои планы и, соответственно, избранный им самим маршрут (и перемещаясь из одного «круга ада» в другой) под воздействием неких «посредников» или «наблюдателей», которые все так или иначе связаны с буквой «М». Первая пара таких посредников – Карин (которая ездит на «мерседесе» и подкармливает собаку Макса) и Серхио (имеющий мобильный телефон); в поезде на Гамбург рассказчик встречает «Пиздобородого» (Mosenbart), в Гамбурге – шофера в кроссовках «Мефисто» и затем сексуального извращенца с татуировкой, изображающей крота (Maulwurf). Не исключено, что таким посредником является и Александр, столь сильно озабоченный популярностью группы Modern Talking. К числу посредников явно относятся также Маттиас Хоркс, из-за которого герой попадает в Гейдельберг, и безымянный хозяин гостиницы, рекомендующий ему отправиться в бар «Макс». Может быть, невольным посредником следует считать и Ролло, в прошлом «крутого мода», который спасает героя и увозит его в Мюнхен, в очередной «круг ада». В шестой главе посредники – хиппи, рассказывающий о диджеях Моби и Морице (из клубов «DJ Ад» и «Чистилище»), и некий Максим Биллер (его, кстати, упоминала Карин в первой главе); в седьмой – опять Карин и Серхио; в восьмой – два неизвестных бизнесмена с мобильниками и писатель Томас Манн (впрочем, увидеть могилу последнего герой захотел сам). «Наблюдатели» имеются и в «Божественной комедии», в каждом из кругов ада. Не связал ли их Крахт с буквой «М» именно потому, что видел в них прислужников «Машины» (Maschine), которая описывается в последней главе?
Мои соображения, высказанные выше, вовсе не навязывают читателю однозначную интерпретацию романа. Во-первых, «Faserland» прочитывается, доставляет удовольствие и без учета всего этого ассоциативного ряда, намеренно или ненамеренно подключенного к нему автором. Во-вторых, интересно даже не столько само наличие всех этих параллелей с Данте, Юнгером или Беккетом, сколько вопрос, зачем они понадобились (если понадобились) Крахту.
И, наконец, в «Faserland» могут быть (даже наверняка есть) также и другие подтексты: скажем, вероятно, его несколько по-иному, глубже поймет тот, кто разбирается в современной музыке, в тонкой семиотике поп-культуры.
Так или иначе во время перевода этой, на первый взгляд простой и легко сделанной вещи, я не могла не заметить того, что перед нами текст, целиком находящийся в сложных отношениях с предшествующей литературной традицией. Бунтарство и стихия молодежного сленга, казалось бы, выступающие в качестве основной движущей силы романа, – всего лишь вершина айсберга под названием «Faserland».
Татьяна Баскакова

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45