Находясь под грудой теплого битого камня, он по – степенно выплывал из какой-то зыбкой, кругами расходившейся от него пустоты, оглохшим сознанием уясняя, что, кажется, остался жив.
Наконец выбрался из-под полуметрового слоя каменного крошева.
Ногу пронзила невыносимая, ослепляющая боль.
Али перевел взгляд вниз, оторопело увидев кровавые обрывки кожи и сухожилий на месте лодыжки…
Огляделся. Всюду, присыпанные щебнем, как большие тряпичные куклы, с нелепо вывернутыми ногами и руками, валялись истерзанные трупы бойцов.
Али стало бесконечно грустно. Да, именно грустно и пусто. Вот и пришла пора уйти в миры Аллаха. Аллах не любит самоубийц, но он простит Али – достойного воина, так или иначе обреченного на смерть, но все-таки сумевшего обмануть хотя бы терзающую его боль…
Он вытащил из внутреннего кармана халата пластмассовую коробочку, внутри которой в глубоких лунках лежали пять заполненных наркотиком шприцев; сорвав непослушными пальцами предохранительные прозрачные колпачки, обнажил иглы и одну за другой вогнал их в сизую извилину вены…
И свист ветра превратился в нежный шорох склонившихся над арыком ив, под которыми, возле заставленного яствами ковра, его, Али, ждали, призывно ему улыбаясь, красавицы в легких шелковых накидках…
И он, обманувший боль и смерть воин, шагнул к ним.

МГНОВЕНИЕ ВЫБОРА

Отстрелявшись, «вертушки», болтаясь в потоках упорного бокового ветра, зависли над пропастью.
– Мы целы, целы! – кричал в микрофон Власов. – Один может садиться, второй пусть прикроет тыл, вдруг «духи» очухаются… Нет? Всех списали? Ну, спасители! Ну, удружили! Все, идем, ждите!
Одна из «вертушек», качнувшись, завалилась на бок, обогнула кромку скалы и устремилась к пустоши, куда поспешили обалдевшие от разрывов и стрельбы, чумазые от пыли и копоти путники.
Ухватившись за поручень металлической лесенки, выкинутой с борта, Ракитин на мгновение замер, захваченный внезапно родившимся у него планом дальнейших действий и с трудом унимая волнение: эта металлическая, крашенная грязно-зеленой эмалью стрекоза могла помочь им одолеть последний маршрут, хотя, что будет в конце его, он не знал, но особенными раздумьями не затруднялся, ибо ими не стоило отвлекать и расслаблять себя – подобно солдату, слепо и ожесточенно идущему в атаку.
Он ощупал туго свернутую бухту веревки, лежавшую в рюкзаке, и, вытащив ее коней, внимательно осмотрел мертвый узел в кольце карабина. Раскрыв футляр, извлек из него позаимствованный у Рудольфа Ахундовича бинокль.
Градов, зябко запахнувшийся в куртку, тоже выглядел собранно напряженным, будто знал, о чем думает сейчас его компаньон…
А думал Ракитин – отстраненно и грустно – о том, что, вероятно, вот и наступают последние минуты их бытия – такие призрачные в кажущейся отдаленности своей и такие близкие в неизбежности.
Летчик, торопивший спасенных им незнакомцев с посадкой, выказал откровенно дурное расположение духа и ни малейшего расположения к пассажирам.
– Шевелитесь, уроды! – орал он с напористой злобой. – За вами не такси прибыло!
Последним в вертолет влез Власов, не без труда затащив в чрево воздушного судна усердно отпихивающегося от него агента ЦРУ Диму.
Застрекотал винт, машина легко взмыла вверх. Затем, косо наклонившись, пулей ушла ввысь с пустоши. Через мутное оконце Ракитин увидел валявшиеся на тропе трупы «духов», валуны, за которыми он скрывался; мелькнул вдалеке котел долины в размытых розово-белых пятнах весенних садов…
– Коля, – обратился он к устало помаргивающему Власову. – Мы не договорили… Если помнишь, остановились на моменте истины… Так?
– Ну, давай-давай, рожай момент… – отчужденно откликнулся тот.
– Вот. – Ракитин вытащил из-за пазухи мятый лист с обозначенными на нем хребтами и вершинами. – Смотри. Нам надо сюда. – Ткнул пальцем в обведенную фломастером точку. – Там и будет… этот самый момент.
– И в чем он заключается?
– Он заключается не в моих объяснениях. Объяснения – слова. Нам надо туда. Вот и все. Нам – это и тебе… Решай.
– Но…
– Там будут даны все ответы на все вопросы.
– Ну… смотри, – недобро прищурился Власов. – Ох, смотри, парень… – И двинулся в сторону пилота, протянул ему бумагу. Спросил: – Это далеко отсюда?
– Ну… порядочно.
– Конкретно ответь!
Пилот испытующе оглянулся на него, цепко ухватив образ собеседника: замаранный кровью камуфляж, жесткий прищур, покатые плечи, агрессивная уверенность в себе…
– Ну… минут тридцать лету…
Власов вытащил из внутреннего кармана бушлата удостоверение. Процедил:
– Военная контрразведка. Летим по моему курсу.
– Да какого хрена! – вскинулся летчик. – Я тут командую, понял?!
Власов неторопливым движением вытащил из-под ремня «магнум». Процедил скучно:
– Слушай, летун… Ты нас спас, спасибо. Но есть некоторые обстоятельства… Я должен закончить операцию, понимаешь? А если же ты упертый товарищ, то так: я был в Афгане полтора года… И вполне способен управиться с твоим корытом. Все уяснил, командир?
– Ладно, – насупился летчик. – Летим туда и обратно. Горючего в обрез, кружить там долго не стану.
И «вертушка», нехотя вывернув в сторону, изменила намеченный курс.
Начались дикие, непроходимые горы. Их заснеженный камень был теперь близок и грозен недоступностью своей и мощью, округлыми высотами вершин и соборной, рельефной строгостью пиков, разрубами ущелий, на дне которых, извиваясь, отсвечивали стальной проволокой ручьи и реки, и пустынной бесконечностью земли, словно единой с небом. Горы простирались в беспредельность, заполоняя горизонт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110