..
Миша не представлял себе маленькую полутрущобную улочку с
мостом "подземки", тесные ресторанчики, поток прохожих, где
очень редко различишь русское лицо, - очерченный океанским
прибоем краешек задворок Америки. Жалкое гетто.
Здесь, в Кельне, Миша находился в центре культуры,
благополучия, хорошего вкуса, традиций и даже большего
изобилия.
Но Миша того не ведал. Однако интуитивно решился он на
грамотный и простенький, в общем-то, шаг: сдаться властям,
как политический беженец. И сдался, угодив из уюта гостиницы
на казенную койку спецобщежития, где очутился в компании
югославов, поляков, цыган и румын - публики темной
интеллектуально, к антисанитарии привычной с детства и
тюрьму считавшей вполне подходящим местом для передышки
между своими криминальными мероприятиями.
В отличие от основного контингента, Миша не бузил,
алкоголя и наркотиков не употреблял, воровством в магазинах
не промышлял, а жил в соответствии с предписанным режимом,
вежливо раскланивался с комендантом, консультируясь у него
частенько по поводу тонкостей немецкого языка, усердно им
изучаемого, ходил с вымытой головой и в чистой рубашке, что,
конечно же, производило благоприятное впечатление на
администрацию, нечасто встречавшую в этих стенах столь
нравственного и интеллигентного персонажа.
Легенда Миши как политического беженца также отличалась
изящной незамысловатостью: дескать, виною была страстная
любовь, чей результат выразился в лишении им девственности
дочери начальника районного КГБ, кто, в свою очередь, узнав
о данном торжестве плоти, от брака дочери с сыном
осужденного партийного работника категорически отказался, и
, из соображений слепой отцовской мести, подвергнул Мишу
уголовному преследованию за надуманные валютные операции,
используя при этом свой авторитет в карательных структурах
власти.
Еще пышно цвел пустоцвет "перестройки", еще стояла
Берлинская стена, возле которой лишь начинали бушевать
страсти, и шустрый как веник Горбачев сновал по Европе,
встречаясь-раскланиваясь-болтая, запечатляя иудины поцелуи
на старческих щеках ракового больного Хонеккера; еще
проникновение русских на Запад исчислялось разрозненными
единичными экземплярами, а потому Миша Аверин, оказавшийся в
привилегированном в то время меньшинстве, без особенных
хлопот получил постоянную прописку на немецкой земле и -
влился, а точнее, - вклинился в свободное, как ему тогда
казалось,западное общество.
Активный и свободолюбивый коммерсант по натуре, он же - следуя
прошлой совдеповской терминологии - "махровый спекулянт",
Михаил быстро уяснил, что приложение своим силам среди
закормленных бюргеров навряд ли найдет.
Перепродажа дефицитного товара в тоталитарном Союзе не требовала
особенных физических и умственных усилий; необходимым
условием для этого являлась лишь отвага и пренебрежение
коммунистической моралью; здесь же подобное поощрялось,
однако было сопряжено с вкладом в дело немалого капитала,
налогами, бухгалтерской волокитой, изучением рынка и -
весьма скромными в своем итоге дивидентами, если и не
откровенным прогаром бизнеса, поскольку выдержать
конкуренцию в условиях всеобщего изобилия - задача нелегкая.
Тем не менее, Михаил не унывал. В конце концов, жизнь его
ныне протекала в развитой цивилизованной стране, давшей ему
статус, бесплатную квартиру и медобслуживание, различного
рода пособия, курсы по изучению языка, и, хотя по завершении
безмятежного периода адаптации ожидался прессинг со стороны
властей в отношении трудоустройства, он был к тому готов,
решив: коли сильно нажмут, что же - пойдем на крайние меры:
будем работать...
В очередной раз получив пособие на жизнь, а также сумму
на приобретение мебели и телевизора, Михаил отправился в
торговый центр, где, с полчаса пошлявшись для вида, сделал
затем официальное заяление ответственному лицу: дескать,
буквально пять минут назад неизвестным карманником у него
был похищен бумажник с деньгами и с паспортом, и, если
администрация не в силах выявить преступный элемент, то
пусть хотя бы даст Мише официальную справку о данном
инциденте.
Для составления справки пригласили представителей полиции,
отнесшихся к беженцу сочувственно, и уже на следующий день
конторе по социальной помощи пришлось повторно раскошелиться
на утраченную ее подопечным сумму, ибо - как оставить
нуждающегося человека без материальной поддержки?- а что же
касается полиции, то и ей пришлось выписать Михаилу Аверину
солидный синий паспорт постоянно проживающего в Германии
лица, что, безусловно, был куда более действеннее для
передвижений по миру, нежели серпасто-молоткастый ущербный
документик...
Гуманистические основы богатейшего государства мира Михаил
эксплуатировал безжалостно.
Он даже не подозревал, что поступками его руководил тот
подспудный негативный опыт, что был невольно накоплен всей
предыдущей жизнью в стране, где ложь и насилие,
задрапированные красными коммунистическими логунгами,
въедались в каждую клеточку сознания ее обитателей, чей
принцип " хочешь жить - умей вертеться", хотя и не
провозглашался всенародно, однако был превосходно известен
каждому.
То же, хотя и в меньшей мере, относилось к сокурсникам
Михаила по изучению сложного немецкого языка:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91