Идея была ясна: в случае конфискации особняка, немецкие
власти должны были бы компенсировать арендатору указываемые
им финансовые потери, а потому насчет "вдогонку", не
получилось: составление требуемого документа обошлось
Михаилу в дополнительные полторы тысячи марок, затребованных
алчными держателями армейских печатей и бланков.
Армия, равно как и страна, ею от кого-то защищаемая,
перенимала капиталистическую меркантильность и впадала в
коммерцию стремительно и повсеместно. Социалистический
"блат" органично трансформировался в жесткий финансовый
расчет.
Розничный магазинчик в Карлсхорсте являл собою лишь вершину
айсберга тех Мишиных свершений, за которыми маячила
коррумпированная верхушка лиц с золотыми погонами.
Полуспившиеся прапорщики, возившие за десять-двадцать марок взводы
солдат для отоваривания в магазинчике, рентабельности
основному бизнесу не делали. Зато, приходя в знакомые
кабинеты армейских хозяйственных чиновников, Михаил
подписывал контракты на снабжение частей продуктами и
промтоварами, цена на которые устанавливалась произвольно и
без каких-либо дискуссий. Чиновник распоряжался безликой,
однако реальной безналичной суммой, необходимой для тех или
иных закупок, не задаваясь вопросом, кому из поставщиков
данную сумму переводить; проблема для него заключалась
единственно лишь в размере взятки за предоставляемый
эксклюзив. Брались же взятки крупнокалиберными купюрами,
преимущественно - с портретами братьев Гримм - великих
сказочников.
Таким образом, бюрократические традиции развитого социализма
находили свое абсолютное соответствие хищным принципам
капиталистического мировоззрения, порою заставляя Михаила
вспоминать лукавую философскую формулировку: " в дьяволе -
Бог ", что являлась неверной концепцией, ибо Бог - Богом, а
сатана - сатаною.
Впрочем, Миша молился исключительно на денежные знаки,
философией и какой-либо верой себя не утруждая.
С другой стороны, благоденствуя, забыв прошлые беды и
мытарства, испытывал он порою неясную досаду, ибо
благополучие свое строил на офицерских и солдатских грошах,
как и жлобы в генеральских мундирах, что когда-то, как ни
удивительно, тоже были бедными лейтенантами...
Факт, что его обирают, был известен каждому здешнему
солдатику, считавшему таковое положение вещей вполне
естественным, что уяснил для себя Михаил из бесед с рядовыми
автотранспортной, к примеру, роты, сливавшими ему за полцены
в "Мерседес" казенный армейский бензин.
Таким образом, армия, как большая откормленная акула, имела
на брюхе своем множество прилипал, которым суждено было
сгинуть, как только рыбина уйдет в неблагоприятные, холодные
воды...
Немало Мишу озадачивала та перемена в сознании не только
военных, но и вообще практически всего бывшего советского
народонаселения, что случилась в короткие годы, когда
прежние понятия наживы и эксплуатации, считавшиеся
несомненно преступными, стали вдруг естественными критериями
повседневности. Постулаты коммунистической идеологии,
зачастую несшие в себе толику бесспорного гуманизма, были с
легкостью отринуты и преданы осмеянию, как и многие
несомненные достижения советской истории, за которыми стояла
кровь, труд и часто - заслуживающий уважения энтузиазм, чьи
корни были духовны, а не материальны.
Отчего же так произошло? Отчего миллионы и миллионы людей
столь просто отвергли весь прошлый смысл своего
существования? Или точно также христианская Россия когда-то
отказалась от Бога, подчинившись с покорностью и восторгом
бесовским мероприятиям большевиков, топившим иконами печи и
использующих храмы под картофельные склады?
Здесь, в Берлине, очень редко кто из так называемых
наследников боевой славы отцов и дедов, всерьез задумывался,
сколько было положено жизней, прежде, чем над цитаделью
умного и безжалостного врага взметнулся флаг Победы. Данный
факт мало кого интересовал.
И неужели, думал Миша, прошлая кровь оплачивается
сегодняшней твердой валютой?..
Но то, конечно, были мысли праздные и высказывать их кому-
либо вслух попросту не стоило, ибо ничего, кроме недоумения,
вызвать они у собеседников-прилипал не могли.
РОЛАНД ГЮНТЕР
Он проснулся в спокойной уютной тьме, и долгое время
лежал без движения, понимая обреченно, что сегодняшний день
- начало уже другой жизни, а к прошлой возврата нет, он сам
перечеркнул ее - твердо и навсегда.
Оперевшись на локоть, подтянулся к окну, отодвинув буквально на
миллиметр в сторону шторку светомаскировки.
Лужи выпарило солнце, беззаботный весенний день сиял над
Берлином, на булыжной мостовой играли детишки,и абсолютно не
верилось, что где-то рядом грохочет война, а его, Роланда,
разыскивает гестапо, уже наверняка обнаружившее и машину, и
покойного штандартенфюрера Краузе...
Рядом с домом, цокая подковами сапог по серому булыжнику,
прошелся полицейский патруль, и Роланд инстинктивно отпрянул
от окна: ему показалось, что офицер заметил щель между рамой
и тканью светомаскировки...
Встав с постели, он замер, прислушиваясь, не донесется ли
сейчас требовательный стук в дверь, означавший то страшное,
о чем он не решался даже задуматься...
Пронесло. Никто не заметил ничего подозрительного,
патруль прошел мимо, и Гюнтер, подставив словно опаленное
жаром лицо под струю холодной воды из крана, понял, что
страхи напрасны, и вряд ли кому взбредет в голову заглянуть
в этот покинутый хозяевами дом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91