Компетенции
благовоспитанного джентльмена.
"Удачи", - как мысленно добавил про себя Ричард, но о
таком уточнении умолчал - именно что из-за джентльменских
соображений.
Уборку закончили около полудня, после чего Михаил отправился
торговать в магазин, а его кузен, сославшись на головную
боль, ушел в свою комнату, заявив, что смертельно хочет
спать, ибо вчера не на шутку перебрал, неумеренно отметив
свое возвращение в Берлин из Дюссельдорфа, где проживал с
семьей...
Вернувшись в подвал, Ричард, подсвечивая себе карманным
фонариком, тщательно обследовал стыки плит. И - обнаружил
искомую.
Сомнений он не испытывал. Во-первых, плита явно просела по
отношению к остальному настилу. Во-вторых, остатки
цементной, растрескавшейся в крошево массы на стыках,
консистенцией своей явно не соответствовали заполнению иных
промежутков...
В подсобке он обнаружил ржавый садовый инвентарь и
кривой лом.
Плита поддалась на удивление легко, будто пенопластовая... И
падение ее на пол прозвучало коротко и отрывисто.
Из открывшегоя перед ним углубления Ричард вытащил сырой
тюк с форменной одеждой и заплесневелый портфель желтой
кожи...
Прислушался. Мерная, однотонная тишина.
Он осторожно уложил плиту на прежнее место, тщательно
смел в стыки грязь и утоптал ее; кажется - все...
Поднялся к себе.
Из портфеля извлек бумаги, распространявшие запах склепа;
разложил на столе кинжалы; холодная, скользская позолота
"Вальтера", уместившегося в ладони, наполнила все существо
его какой-то мистической, тревожной сопричастности к
канувшим в забвение временам, и, судорожно, как змею,
отбросив пистолет на стол, он долго и возбужденно ходил по
комнате, теряясь в сумбуре воспаленных мыслей и образов...
Затем, успокоившись, брезгливо разобрал ком протухшей
эсэсовской формы. Плотно сложив ее, упаковал в заплесневелый
портфель. Эти аксессуары истории теперь по праву
принадлежали баку для мусора, что стоял на углу перекрестка.
Он переоделся в свежее белье, натянув джинсы, рубашку с
короткими рукавами и, охватив в ознобе ладонями ребра,
подошел к окну, где косо хлестал дождь со снегом и морозные
струи воздуха ползли из щелей в рамах.
После уселся за стол, углубившись в чтение.
Через несколько часов с некоторым даже раздражением осознал:
перед ним некий оккультный труд, понять который невозможно
хот бы потому, что значения практически всех терминов -
неизвестны, никакой сюжетной структуры в записях нет, и
уяснение содержания требует многодневной, кропотливой
расшифровки едва ли не каждой фразы. А ветхие древние
манускрипты, переложенные коричневой пергаментной бумагой, и
вовсе были доступны для прочтения и понимания какому-нибудь
изощренному профессионалу.
Его отвлек стук в дверь.
Ричард спешно разместил бумаги и оружие в ящиках письменного
стола.
- Херр Валленберг! - раздался голос Михаила.
- Слушаю вас... - Ричард раскрыл дверь.
- Пора поужинать, - сказал Миша. - Погода - дерьмо:
снег с дождем. Чего вам идти в ресторан? Вы не думайте, -
упредил он возможный отказ, - что мои приглашения могут как-
то повлиять на на наши деловые релэйшнс... В России просто
так принято... Вы не стесняйтесь. У нас это ни к чему не
обязывает. У нас даже знаете как? - хозяин гостя приглашает,
кормит-поит, целуются, а потом заморочка какая-то, и -
запросто тесак под ребро... А потом чего уж там вспоминать,
кто сколько съел или принял на грудь... Ничего так
инвитэйшн, да? Ну, эт-я шучу... Не бойтесь. Братец никак не
отойдет от вчерашнего, влежку... Ну, а мы вдвоем тихо-мирно
и посидим, как?
- Хорошо, - сказал Ричард. - Только без тесаков. Я это
не люблю.
Миша хохотнул в ответ и - загромыхал толстыми подошвами
башмаков по лестнице, ведущей на первый этаж.
На ужин предлагалась прожаренная в специях свинина,
овощной салат и красное вино. Ричард, впрочем,
удовлетворился холодной кока-колой.
Миша смешно и интересно рассказывал ему о событиях своего
прошлого московского бытия, о порядках и нравах незабвенного
коммунистического государства, и Ричард, наверное, засиделся
бы с ним до полуночи, если бы не одолевавшая его
сонливость... Сонливость и чувство глубокой досады.
Он, влекомый каким-то упорно-механическим чувством
кладоискателя, откопал эти отсыревшие идиотские бумаги,
вкупе с пистолетами и кинжаламим, и - что дальше?
Его грызло осознание того, что он крупно и глупо проиграл.
Проиграл во всем. И безусловно права Элизабет, что развелась с
ним - неудачником, своею судьбой и природой на неудачи
обреченным.
- Миша. - Он поднялся из-за стола. - Спасибо за ужин. Я
- ваш должник. Компанию более составить не могу: что-то
тянет в сон...
- А разница, - сказал Миша. - Во времени. Вы же к
своему привыкли, к американскому... Вот и сбои. А завтра
проснетесь в пять часов утра и будете думать, куда бы себя
деть... Вы бы пересилили себя, посидели бы еще чуть...
- Не могу, - признался Ричард искренне. Повторил: -
Спасибо.
- Ну, - Миша протянул ему руку, - Отдыхайте. Извините,
как говорится, что обошлось без драки... - И - уткнулся в
телевизор, где сообщались последние российские новости.
В районе Карлсхорста, к великому Мишиному удовольствию,
до сих пор принималась трансляция программ бывшего
советского телевидения, что еще более приближало его
берлинскую жизнь к некоей новой ипостаси прежней,
московской.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91