где живет, с кем дружит.
Выяснилось Коржиков активно околачивается в гаражном кооперативе неподалеку от дома где и "шабашит" частным образом. Выездов в другие города не зафиксировано круг привходящих лиц не установлен.
Последнее - понятно. Пять лет минуло после прибытия Коржикова из ИТК, жалоб на него не поступало, внимание естественным образом ослабилось... Вывод тоже ясен: внимание следует укрепить.
Я заканчиваю совещание оперативно-следственной бригады, люди шумно расходятся, в кабинете наступает тишина... Пора домой. Но уходить не хочется. Какая-то инерция прошедшего дня держит на месте, ощущение чего-то недоделанного.
Покуда Коржиков может пребывать в спокойствии. В причастности его к убийству доказательств - ноль. Лишь косвенные улики. О прямых же и речи нет. А их надо отыскать. Не ориентируясь на личные впечатления, на гипотезы, не конструируя, одним словом. А вот когда конструирование начинается, когда следователь идет по придуманной им же самим схеме, он подобен палачу, неторопливо вывязывающему прочный узел на петле... Знавал я таких... Их кредо - непоколебимая убежденность, будто ошибки неизбежны, а по высшему счету они все равно правы. Бывшие грехи подследственного или же чисто эмоциональная неприязнь к нему - большое подспорье в ведении дела для подобных конструкторов. Результаты же их достижений налицо: от откровенной ненависти безвинно пострадавших до хорошенького общественного мнения о вершителях правосудия в целом. И ведь действительно: встречаешься порой с людьми глубоко порядочными и сталкиваешься вдруг с их явным неприятием тебя как представителя органов, в которых видят они начало не столько правоохранительное, сколько карающее. Причем карающее слепо, чуть ли не механически.
Нагружен следователь, работает урывками сразу над десятком дел. В голове одно: быстрее бы закончить, уложиться по срокам, закрыть, сдать в архив или в суд, и вот получается иной раз: выходит из КПЗ - за недоказанностью, скажем, гордо поплевывая, - откровенный бандюга. А невиновный доказывает, что он не верблюд, лишь на суде или благодаря апелляциям.
А подарочки от подозреваемых или подследственных... Было недавно дело по взятке... Остановили работники ГАИ машину: грязную, битую, начали снимать номера. И сунул им хозяин червонец - отвяжитесь, мол. Тут его за взятку и оформили в ближайшем отделении, пришпилив червонец к протоколу. Отрицал он сначала, говорил - на штраф давал, а после сознался. Но как сознался: "Я же, - сказал, - и подумать не мог, что так обернется... Ведь брали же, и приучали давать... У меня в бюджете уже графа запланированная была: на ГАИ... И вдруг - нате, принципиальные!"
Неприятно мне было этим делом заниматься. Бред какой-то.
Звонит телефон. Звонок нетерпеливый, прерывистый междугородный. Снимаю трубку. Точно - на проводе Баку.
Управление внутренних дел этого красивого города разоряет свою бухгалтерию на изрядную сумму - разговор длится около двадцати минут. Мне сообщается, что завтра самолетом прибудут очень интересные материалы. Также сообщается, что, послав в УВД фото покойничка, мы подтолкнули к расследованию сразу несколько дел. Убитого звали Лев, фамилия Колечицкий, поставлял в Азербайджан сигареты, бытовую радиоаппаратуру, кассеты, импортные куртки; связан с браконьерами, промышлявшими осетровыми породами рыб, снабжал их необходимой снастью, покрышками от шасси "Ту-154"... Остальное - в материалах, уже мне высланных.
Информация вываливается на меня, как из мешка; мысли путаются: осетровые, куртки, кассеты... Ладно, тут ясно, но при чем покрышки от шасси "Ту-154"? Или лов идет с помощью самолетов? Нет, у меня определенно очень интересная работа...
ИЗ ЖИЗНИ ВАНИ ЛЯМЗИНА
Судьба Вани Лямзина поначалу ничем не отличалась от судеб тысяч его сверстников: детсад, семья и школа. Мама - зав. буфетом на автовокзале, папа - механик в гараже НИИ, дом крепкий, достаток и благополучие. С троечками окончив десятилетку, был Ваня пристроен на службу в НИИ, где трудился отец. На должность лаборанта в головную лабораторию. Нелегко доставались блага бытия юному Ивану в ту пору: зарплата была мизерной, работать заставляли много. И стонал лаборант, размышляя, где бы иное местечко найти хлебное да вольготное, но суровый родитель любые заикания о таких мечтах пресекал, жестко заставляя Ваню трудиться, где указано. Так и трудился Ваня - с вдохновением раба под ярмом, через пень-колоду, замечая между тем любопытных вокруг себя людей, в частности шефа лаборатории - ловкача и пройдоху, лихо обращающего научные изыскания на пользу себе, не вылезающего из заграниц, с "Волгой" и прочими атрибутами благополучия.
И как-то этот шеф поймал Ваню на гнусненькой краже, когда залез тот в сумку одной из чертежниц, похитив четвертной. Ну, подумал Ваня, вот и конец: выгонят и посадят: шеф был не только ловок, но и жесток... Однако шеф не выгнал и не посадил Ваню, даже отцу не нажаловался - то ли потому, что Ванин папа машину ему чинил регулярно и бесплатно, то ли перевоспитать решил, то ли пожалел, ибо младшего неразумного собрата своего в нем узрел. Так или иначе, но стал с тех пор Иван секретарем-машинисткой сильного шефа, мотивировавшего такое назначение, как изоляцию молодого человека преступных наклонностей от коллектива беззащитных тружеников. А Ване - что! Пошла у него жизнь праздная, независимая - начальник появлялся редко. А после поступил Ваня в институт не без помощи шефа - с тайным желанием подобной же карьеры. Так и расстались они навсегда. Однако засело в Ване накрепко: выгодно находиться под сенью человека сильного, работая за зарплату на деликатных услугах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52