– Тут скоро покажут один фильм – мне бы хотелось, чтобы ты его посмотрел. В понедельник. По телевизору, – сказала она, вставляя пакет в пластмассовый контейнер и вручая Гному.
– Какой фильм? «Звуки музыки»?
Вопрос некорректный. Мама еще не оправилась от разочарования, которое я ей доставил, когда она повела меня на этот фильм в кинотеатр. Я заснул. А кто бы не заснул, скажите?
– «Несквик» готовят так, – приговаривал Гном, обожавший сопровождать свою возню с банками и кружками подробными объяснениями, словно мы никогда ничего подобного не видели.
– Ужастик? – не унимался я. Последний фильм, который мама посоветовала мне посмотреть по телевизору, был «Марселино – Хлеб-и-Вино».
– Да нет же, дурачок.
– Кладешь три чайных ложки, – говорил Гном, всыпая коричневый порошок в свою кружку с носиком.
– Он называется «Пикник».
Кино про пикник. Можно ли вообразить себе что-нибудь скучнее?
– И вовсе он не скучный, – сказала мама, читавшая мои мысли – или, во всяком случае, то, что было написано у меня на лице. – Музыка чудесная. И драки есть, прямо в твоем вкусе.
– Потом льешь молоко вот с так-о-ой высоты.
– Там кто-нибудь известный снимался?
– Уильям Холден. Помнишь «Мост через реку Квай»?
«Мост через реку Квай» был занудный. (Подчеркиваю – был. С тех пор он стал лучше.) К тому же он плохо кончался (в этом смысле он не изменился), а мне не нравятся истории с плохим концом (в этом я тоже не меняюсь).
– И в «Шталаге 17» он играл, – добавила мама. Она так просто не сдавалась.
А вот «Шталаг 17» был клевый. Про парней, которые бегут из концлагеря. Люблю истории о побегах.
– А потом размешиваешь, но только чуть-чуть, а то комков не будет. Комки – самое вкусное, – сказал Гном и сделал первый глоток.
– А где Лукас?
– Сказал, часов в семь вернется. Меня сегодня из лаборатории вышибли. Дать тебе стакан?
Я машинально кивнул.
Мама достала из шкафа стеклянный стакан и поставила передо мной.
– Хорошо бы съездить на дедушкин день рождения на ферму. Как тебе эта идея? – спросила она, разыскивая вторую ложку. Гном свою никогда не давал. Ему нравилось пить «Несквик», не вынимая ложки из кружки.
– А папа поедет? – неуверенно спросил я.
– Я его уговорю. Родной отец все-таки. А то уперся, как дебил.
– Ты сказала «дебил», – не преминул отметить Гном.
– Мне можно, – отрезала мама, охваченная педагогическим пылом.
– Тебе можно говорить «дебил», потому что ты большая.
– А тебе нельзя говорить «дебил», даже если ты за мной повторяешь. Не прикидывайся дурачком!
– Как это – тебя вышибли?
Мама посмотрела на меня исподлобья, укрывшись за облаком дыма, но я успел прочитать в ее взгляде досаду, смешанную с восхищением. Ей совершенно не хотелось обсуждать вещи, о которых она предпочла бы забыть, но мама оценила мою хитрость. Поскольку она сама только что велела Гному не прикидываться дурачком, мой вопрос припер ее к стенке: ей тоже нельзя было прикидываться.
– Вышибли, и точка.
– За что? Ты в лаборатории аварию устроила?
– В лаборатории я творю чудеса. А еще я чудо-профессор и чудо-мать.
Гном захрустел сахаром в знак одобрения.
– На кухне ты не чудо-мать, а чудо-авария.
– Всякий чего-нибудь да не умеет.
– А тогда за что?
– Из-за политики.
Тут пролетел ангел. Если верить бабушке Матильде, когда все, не сговариваясь, вдруг замолкают, пролетает ангел. А Гном завопил:
– Гляди, мама, гляди!
И показал ей свою кружку. Пластмассовый носик свернулся набок и почти отломился.
– А нечего было ее зубами грызть, дебил, – сказал я.
– И ты туда же! Следи за выражениями!
– Он мне сказал «дебил»! «Дебил»!
– Не повторяй за ним! – прикрикнула на Гнома мама, но как-то вяло. Гном и без того всерьез расстроился.
Мы замерли, все втроем рассматривая кружку; Гном обнимал маму, а я опирался на них обоих – так колонна разрушенного храма прислоняется к стене соседнего здания. Сказать тут было нечего. Кружка не подлежала ремонту. А о покупке другой, пусть даже точно такой же, нечего было и думать. Мой брат так и не смирился с концепцией массового производства. Для него не было двух одинаковых вещей. Мы старались не поручать ему выбор товаров в супермаркетах, поскольку он мог целых полчаса созерцать две упаковки драже «Тик-так», казавшиеся нам неотличимыми. Как мы ему ни объясняли, что нельзя так долго думать, что все «Тик-таки» одинаковые, он настаивал на обратном. Самое забавное, что за спиной Гнома мама признавала его правоту. Наука разделяла его позицию. При всем внешнем сходстве на свете не найдется даже пары кружек, схожих между собой во всем. На свете нет двух одинаковых автомобилей. Как нет двух одинаковых ламп, двух одинаковых вилок, двух одинаковых мгновений.
57. Одна из дурных вестей оборачивается хорошей
В последующие дни нам выпала двойная честь – стать счастливыми очевидцами феноменального эксперимента и одновременно подопытными кроликами. Наша мама попыталась заделаться домохозяйкой!
Хозяйством она сроду не занималась. Домоводство не было ее стихией (а точнее, сама она была в доме стихийным бедствием). Не знаю уж, где тут причина, а где следствие. Неразрешимый философский вопрос, вроде проблемы курицы и яйца.
Как бы то ни было, насчет стихийного бедствия – это не метафора, а констатация факта, подкрепленная сотнями примеров из жизни.
Как-то она засунула курицу в духовку, не вынув из ее утробы пакетик с внутренностями.
В другой раз погладила нейлоновую футболку раскаленным утюгом, и та к нему приклеилась.
А однажды захотела покрасить стены в моей комнате и покрасила. Поверх обоев.
А как она наполнила соковыжималку до самого верха и включила?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80