– Ты йогой, что ли, занималась? – Она остановилась, внимательно глядя себе под ноги.
– Да какой йогой! Лампочка лопнула.
– М-м, это нормально для тебя.
Мне показалось, Дорохова выглядит немного расстроенной. Бросив возле двери свой мизерный чемоданчик, она переобулась в тапки и молча прошла на кухню. Даже съязвить толком не сумела. Вроде того, что хорошо, мол, что у тебя голова не лопнула. Или что-нибудь в этом духе.
Оксанка стояла, уткнувшись лбом в оконное стекло, и хлюпала носом.
– Что это с тобой?
Вместо ответа она прокомментировала открывающийся взору панорамный вид:
– Кладбище разрослось, смотрю. К подъезду подступает. В вашем доме еще никто квартиры под фамильные склепы не сдает?
– Тьфу на тебя! Чего городишь-то? У тебя что-то стряслось, спрашиваю?
– У меня-то? – Оксанка обернулась. – Погоди, сейчас попробую улыбнуться… – Она двумя руками вытерла мокрые щеки и действительно скорчила улыбку. – У меня все хорошо! Я живу как в сказке. Только на днях почему-то лохматость повысилась.
– Ты мне наконец скажешь или нет? – теряя терпение, спросила я. Поставила на стол пепельницу и сигареты, как бы приглашая подругу к обстоятельной беседе.
– А ты мне мартини купила? – не сдавалась она.
– Нет. Но у меня есть обалденная водка, – я вытащила из холодильника литровую бутыль, по форме напоминающую флягу, – эксклюзивная! С выставки.
– А сок?
– Да ты охренела? Такую водку надо пить чистоганом! Мы будем добавлять в нее лед и закусывать лимоном.
– Буэ-э, – издала Дорохова звук отторжения, но тут же посерьезнела. – Слушай, а твой мачо припрется сегодня или завтра с утра за нами заедет?
– Ёлки, Оксанка! – схватилась я за голову. – Я ж забыла ему позвонить!
– Ир, ну ты вообще нормальная или нет?! А если у него дела завтра с утра? Вдруг он не сможет! Или машина у него сломана!..
– Кто, Витька не сможет? Да если мне надо будет, он на бэтээре сюда приедет!
– Ну конечно! На дельтаплане прилетит, с Леонтьевым на пару.
– Да, с Леонтьевым, – важно поддакнула я и взялась за телефон.
Лично я абсолютно не нервничала. Витька – проверенный человек. С таким я бы и в разведку пошла. Он ради меня, как говорится, горы свернет!
И, конечно, я оказалась права. Стоило мне заикнуться, как Витька быстро спросил:
– Когда?
– В шесть мы должны выезжать.
– Я понял. Значит, завожу будильник на половину пятого.
Он был не прочь еще о чем-нибудь поболтать, но мне так не терпелось узнать, что же там стряслось у Дороховой, что я поспешно сказала:
– Ну все, Вить, пока! До завтра! – И обратилась уже к Оксанке: – Вот видишь, все здорово!
– Угу, все здорово, – хмуро подтвердила та, заканчивая резать лимон.
Я достала лед. Подставила к имеющейся закуске две рюмки, наполнила их и с выжидающим видом уселась напротив подруги.
– Супер-натюрморт! – оглядела она образовавшийся коллаж. – Пьянь такая привокзальная.
– Не придирайся! Рассказывай лучше.
– Ну, тогда начнем, пожалуй, с тоста… – Приподняв рюмку, Оксанка кивком показала, чтобы я сделала то же самое. – Давай, Ира, выпьем за здоровье Гриши Лихоборского!
– Кого? – озадачилась я. – Ты хотела сказать, Севы Лихоборского?
– Нет, Сева – это Сева. А Гриша – это Гриша. Это новорожденный сын Севы, – пояснила рассказчица. – Я сегодня его из роддома встречала.
У меня отвисла челюсть.
– Ты что, серьезно? У Лихоборского сын родился?
– Ага, вылитый папка! – со злой усмешкой сказала Оксанка и процедила сквозь зубы: – Такой же урод…
– Погоди! Откуда же ты узнала? Зачем встречать пошла?
– Да видишь ли, старая подружка первенца родила. Как-то неудобно было проигнорировать.
Смысл сказанного медленно, но верно проникал в мое сознание. И хотя мысль мне показалась абсурдной, я все же спросила:
– Так, Дорохова! Ты мне хочешь сказать… то есть ты со всей ответственностью готова заявить, что Балагура родила от Лихоборского?
Губы у Оксанки затряслись. Чтобы не разреветься, она опрокинула в себя водку, которую до сих пор держала на весу. Я тоже сделала пару уверенных глотков, понимая, что попала в точку.
Мы синхронно скривились и потянулись к тарелке с лимоном.
– Отстой! – просипела Оксанка, продолжая болезненно морщиться, теперь уже от заполнившей рот кислоты.
– Да! Но эксклюзивный, с выставки. Не забывай.
Мы помолчали. Оксанка, полностью уйдя в свои мысли, вертела в руках зажигалку.
– Ну? – встряхнула я ее. – А что Лихоборский? Он-то в роддом приходил?
– А как же! Весь при полном параде, с цветами. Как и подобает счастливому отцу семейства.
– А как он на тебя отреагировал?
– На меня? Не поздоровался даже. Свое сморщенное яблоко в кружевах разглядывал.
– А Балагура?
– О, Поленька на седьмом небе от счастья! Вишь, как расстаралась – сыночка любимому мужчине родила! – На последних словах голос у Оксанки сорвался, и она, не выдержав, разревелась.
Мне стало ее безумно жалко.
– Блин, Дорохова, да не расстраивайся ты так! Вы же с ним все равно разошлись, как в море корабли. Потом ты еще с Гариком хрен знает сколько встречалась. Я думала, ты уже переболела всем этим давно! Ну, с Гариком не сложилось, встретишь еще кого-то. При твоих внешних данных проблем не будет!
– Ир, молчи! Гарик… или еще кто-то – это все не то, понимаешь? Я Лихоборского видеть не могу! У меня поджилки трясутся! Из холода в жар бросает! Я буквы в словах путать начинаю!
– Слушай, мать, да ты любишь его! – полная изумления, я всплеснула руками.
– Эка!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13