А на одежде неизвестного – осколки лобового стекла. Но вот что странно – ни документов, ни каких-либо бумаг и вещей или хотя бы денег в карманах пострадавшего не обнаружено.
– А парень-то молодой?
– Да лет тридцати.
Некоторое время за столом сохранялось молчание.
– Ну а сам ты что думаешь? – наконец спросила жена.
– Не знаю, – неожиданно спокойно промолвил лейтенант и принялся с аппетитом доедать остывшую картошку. Ему хотелось выговориться, он это и сделал. – Разберутся, – неопределенно произнес он.
Личность неизвестного занимала не только молодого гаишника. Сотрудники УВД, куда поступили сведения и материалы о катастрофе, тоже были поставлены в тупик. Этот человек до сих пор не пришел в себя, следовательно, не мог быть допрошен. Он пребывал в реанимации областной больницы. Но самое странное впечатление производила его одежда. Она была совершенно новой, как будто ее надели за несколько минут до происшествия. Стандартный костюм, простая хэбэшная рубашка, шерстяная кофта и сапоги были как будто только что куплены в магазине. Из пиджака, правда, был выдран клок ткани – видимо, это случилось в тот момент, когда пострадавшего выбросило из машины. Карманы его были совершенно пусты. Ни мелочи, ни документов или хотя бы каких-нибудь случайных бумажек в них не было. Не было даже ни крошки табака или другого какого-нибудь мусора. Угнанная машина выгорела полностью. За рулем была женщина, как установила судебная экспертиза, лет сорока – сорока пяти. Труп ее был совершенно обуглен и не подлежал идентификации.
Через день пострадавший пришел в себя. Но попытки добиться от него каких-либо подробностей ни к чему не привели. Первое время врачи думали, что это результат перенесенного шока. Однако шли дни, а этот странный человек оставался в том же состоянии, в каком был и в первый день. На все попытки заговорить с ним он сонно прищуривал глаза, вяло моргал ресницами и изредка открывал рот, словно пытаясь что-то произнести. Но вместо фразы или хотя бы слова у него вырывалось лишь слабое мычание.
Прошла неделя. Неизвестный как будто вполне оправился от перенесенного удара. Но никто не знал, что же с ним делать. Ясно было, что в обычной больнице ему не место. Пригласили психиатра. Тот провел детальное обследование, проверил рефлексы, которые оказались заторможены, долго исследовал его череп, пытался заговорить и в конце концов авторитетно заявил, что налицо типичная травматическая амнезия – то есть потеря памяти. На вопрос: что же с ним делать? – сказал, что лучше всего отправить его к родственникам, но, поскольку установить таких не представляется возможным, нужно определить его в психиатрическую больницу или в интернат для умственно отсталых.
К слову сказать, милиция сделала все возможное, чтобы отыскать хоть какую-нибудь ниточку в этом запутанном деле. Несколько раз в местных газетах публиковали снимок неизвестного с просьбой откликнуться тех, кто хоть что-то знает о нем, но ничего конкретного никто не сообщил. Взяли и отпечатки пальцев, однако в дактилоскопической картотеке личность эта не фигурировала.
Следователь, который вел дело, несколько раз приходил в больницу, подолгу сидел у кровати неизвестного, пытаясь вытянуть из него хоть какой-то звук. Иногда ему казалось, что в тусклых глазах неизвестного мелькает искорка мысли, но, увы, только казалось. Интересно, что в быту этот человек вел себя вполне нормально, ел ложкой, умел пользоваться туалетом, одевался без посторонней помощи. В остальном же он мало походил на разумную личность. Часами лежал, тупо уставившись в потолок, или ходил по коридору как заведенный, пугая своим видом больных.
В конце концов его отправили в психиатричку.
В майский день 1983 года медицинский «уазик» остановился перед дверями приемного покоя психиатрической больницы. Дверца распахнулась, и, поддерживаемый под локоть санитаром, из нее вышел неизвестный. Возле приемного покоя буйно цвела сирень. Ее запах перебивал все прочие ароматы: тяжелый дух нагретого солнцем асфальта, бензиновый чад, вонь соседней помойки.
Санитар и его подопечный в ожидании дежурного врача присели на скамейку перед входом в приемный покой.
Санитар глубоко втянул в себя воздух и улыбнулся.
– Как в раю, – громко сказал он, – пахнет-то, а… – Он толкнул психа в бок. – Чуешь, дурень?
На лице неизвестного появилось подобие слабой улыбки. Он закатил глаза и кивнул головой.
– Смотри-ка, понимает, – удивился санитар, – а говорили, совсем ничего не соображает. – Он внимательно посмотрел на больного. – Что, нравится сирень-то?..
Но лицо того снова приняло обычное тупое выражение. Санитар недоуменно пожал плечами, но как раз в это время пришел врач, и санитар оставил свои догадки при себе.
Врач некоторое время пытался, как и его предшественники, разговорить новичка, но скоро оставил свои попытки и углубился в историю болезни. Потом несколько раз ударил его молоточком по колену, поводил пальцем перед глазами, задумчиво покачал головой, написал что-то в истории болезни и велел препроводить больного в отделение. Перед этим пожилая нянечка подстригла несчастного, отчего на его голове показалась шишка, ранее скрытая волосами. Она же заставила его снять всю одежду и выдала взамен застиранную пижаму, бязевую рубашку и кальсоны. Больной покорно оделся и стоял в предбаннике, тупо таращась в старое, покрытое сетью черной паутины зеркало.
– Ну что, Проша, пойдем, – сказала нянечка и взяла его за руку.
Почему она повеличала его Прошей, так и осталось неведомо. Но с тех пор никто в больнице иначе его не называл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14