На ней был топик без рукавов и длинная юбка из какой-то смятой, липнувшей к ногам материи цвета лаванды. Паз почувствовал небольшое трепыханье в животе, но она и глазом не моргнула.
– Бет Моргенсен, – представилась женщина, протянув руку. – Вы, должно быть, Джимми Паз.
– Он самый, – признался Джимми, гадая, сказала ли она Цвику и, что более важно, собирается ли сказать об этом сегодня вечером.
– Что это, банановый дайкири? – спросил Цвик. – Чего я хочу, так хочу. Бет, этот парень делает самый лучший дайкири во всей галактике. Дайкири галактического уровня.
– Наслышана, – откликнулась Моргенсен, которая на самом деле знала этот дайкири вовсе не понаслышке, поскольку поглощала его в галактических дозах восемь лет назад, когда была одной из многочисленных подружек Джимми Паза.
Он подал напитки вместе с блюдом отварных креветок и маленькими горшочками разнообразных соусов, избегая ее взгляда.
Они выпивали за легким столиком, расслабленно покачивая плечами и пощелкивая пальцами в такт музыке. Несколько раз Паз вставал из-за стола, чтобы снова наполнить блендер, и Амалия, которой нравилось выжимать лаймы и мелко крошить в чашу бананы, всякий раз ему помогала. В последний такой заход он наткнулся на Бет Моргенсен, которая возвращалась из ванной комнаты. Паз отослал Амелию с полным блендером к гостям, и Моргенсен проводила весело семенившую девочку взглядом.
– Итак, – сказала она, окидывая его нахальным взглядом, – что я вижу? Джимми Паз приручен и одомашнен, при жене и дочке. Кто бы мог подумать? Похоже, я упустила свой шанс.
– Вот уж не знал, что у тебя были на мой счет такие соображения. Насколько я помню, твоей целью был толстый профессор.
– Значит, я была глупа. Сколько времени ты женат?
– Семь лет, около того.
– О, опасный период.
– Не знаю. Пока меня все устраивает.
– Значит, она калейдоскоп восторга.
Бет придвинулась ближе, положила руки ему на плечи, слегка покачивая под музыку бедрами.
– Трудно поверить, – сказала она, – чтобы ты еще и хранил ей верность. Совсем не похоже на того Джимми Паза, которого я знала раньше.
– Люди меняются, взять хоть тебя. Помнится, ты готова была выскочить из трусиков за пару понюшек кокаина.
– Верно. Хочешь, чтобы я выпрыгнула из них сейчас? Ты ведь знаешь, что под ними.
Паз одарил ее фальшивой улыбкой, сопровождаемой искусственным смехом, и отстранился.
Бутылка сменялась бутылкой, а в миске росла груда креветочной шелухи. Цвик разглагольствовал о своем намерении проникнуть в тайны сознания и найти ответ на «последний вопрос в науке, остающийся без ответа».
– А я думал, – заметил Паз, – что это должна быть универсальная теория, которая свяжет теорию относительности, квантовую механику, квантовую гравитацию, – Всеобщая Теория Всего.
– Только не это! – воскликнула Бет в притворном ужасе. – О нет! Ты завел с ним речь о связующей теории! Разбуди меня, когда это закончится.
– Да, тиоретически, – сказал Цвик с немецким акцентом, – ти-орети-чески так оно и есть, но беда в том, что, даже вечно наблюдая за столкновением элементарных частиц или глядя в телескопы за процессами, происходящими на расстоянии в миллиард световых лет, можно, конечно, прийти к определенным выводам, но они никогда не получат экспериментального подтверждения. Вот теория относительности или квантовая механика – это совсем другое дело. Они нашли подтверждение в тысячах долбаных экспериментов.
Его понесло, и он излил на компанию краткий курс основ квантовой электродинамики и общей теории относительности, используя креветки и кухонную утварь в качестве частиц (или волн) и салфетки, чтобы моделировать пространства Кала-би – Йау, в которых мнимые семь дополнительных измерений пространства-времени были свернуты в бесконечно малых пределах длины Планка. Он был великолепным лектором, живо и увлеченно излагавшим самые немыслимые заумные теории. Похоже, даже Амелия некоторое время слушала его и лишь потом отвлеклась на игру с кошкой.
– Ага, звучит здорово, только смысла в этом, похоже, никакого, и никто не может соотнести эту бредятину с нашим, данным в ощущениях, миром, – встряла Моргенсен. – Мгновенное воздействие на расстоянии, растягивающееся время, квантовые кошки, которые живы и мертвы одновременно, – лично мне кажется, что вы, ребята, все это просто понапридумывали.
– Это потому, что ты примитивное существо, а не ученый, – заявил Цвик. – Очаровательное, конечно, но примитивное.
– Прошу прощения, почему это я не ученый? Я тоже занимаюсь наукой.
– Лженаукой, вот чем ты занимаешься. Твоя социология – это лженаука, которая использует статистическую методологию, чтобы замаскировать набор ложных постулатов. Она сродни френологии. И не имеет значения, настолько вы точны с вашими долбаными замерами и опросами – поскольку в их основе лежит мура, то и на выходе получается то же самое. Наука – это физика: теория, анализ, эксперимент. Все остальное – дерьмо собачье.
– От такого слышу – парировала Бет.
– Но если рассмотреть все это в ином ракурсе, – покладисто сказал Цвик, – мы начинаем понимать, что социология действительно царица наук, глубокая, просвещающая, и при близком рассмотрении существенно отличается по виду от собачьего дерьма…
– Из твоих слов можно сделать вывод, что связующая физическая теория – тоже собачье дерьмо, – зудела Лола.
– Нет, – возразил Цвик, – она имеет внешние очертания настоящей подлинной науки, с математической точки зрения она предсказывает то, что нам уже достоверно известно, но на самом деле маловероятно, чтобы она была чем-то, кроме, ну, не знаю, теологии, что ли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149