– Я не понимаю…
– Да ты только представь, Марго, – говорил я, все больше и больше воодушевляясь, – настоящий Русский Север, суровый край, первозданная природа… Ты когда-нибудь пробовала вступить в противоборство с холодным пронизывающим ветром, дождем, от которого не укроешься за зонтиком, с землей, которую тысячи лет покоряли, и до сих пор так и не смогли покорить настоящие мужчины? Ты когда-нибудь пила воду из ручья? А еду в котелке варить пробовала? А ездила в кузове открытого грузовика, и чтобы снег в лицо и радость от того, что ты все это испытала?
Теперь Рита смотрела на меня, но я глядел поверх ее головы, как будто видел там все, о чем рассказывал.
– Ты, поди, и по реке никогда не сплавлялась, – продолжал я, – по настоящей, широкой и полноводной реке, когда течение сильное, а глубина – изменчива и непредсказуема… По ней можно плыть целый день и не встретить ни одной живой души, кроме «расчесок» из ивняка и бревен, плывущих навстречу, и зеленоватых от мха берегов… А вокруг будет тихо – так тихо, как об этом можно только мечтать… Красота этих мест – не в ярких красках и сочных пейзажах, которыми славятся южные широты. Это строгая, неброская красота с ее озерами, горными речками, забытыми северными деревушками. Это такая редкая возможность побыть наедине с самим собой… вот о чем я посоветовал бы тебе написать. Там, на Севере, ты бы нашла столько тем, что тебе позавидовал бы самый прожженный волк от журналистики.
– А вы сами… бывали в этих местах?
– Много раз, – быстро солгал я. – Я был в трех, нет, в четырех экспедициях. И совсем скоро поеду в пятую. Геологи меня хорошо знают и охотно берут с собой. Я умею быть полезным.
– Я тоже хочу быть кому-то полезной, – прошептала Рита. И вдруг сказала с силой, вскинув на меня отчаянные глаза: – Знаете что? Возьмите меня с собой!
Я ничего не ответил ей на это, сделав вид, будто предложение показалось мне абсолютно неуместным.
А на самом деле… Куда только не уносит нас фантазия! А на самом деле я просто врал ей, врал, не имея другой цели, кроме как произвести на девочку наилучшее впечатление.
Я и сам был обычным кабинетным журналистом, месяцами не вылезающим из насквозь прокуренных редакций.
Я сам мечтал выбраться отсюда когда-нибудь и поехать в настоящую, большую, научную экспедицию с настоящими мужчинами, суровыми и честными.
Но все, о чем я говорил этой круглощекой студентке – бьющие в лицо ветра, северные реки, сопки и гейзеры, непроходимая топь болот и открытия, возможно, настоящие научные находки, скелеты мамонтов, динозавров, палеонтологические окаменелости, черт возьми! – все это было моей тайной и самой страстной мечтой.
Не ее я убеждал – себя!
Она еще раз внимательно посмотрела на меня и тихонько вышла из кабинета, даже не допив свой кофе.
С тем бы мне полагалось сразу же забыть о своей «спасенной» (потому что она была совсем, то есть абсолютно не в моем вкусе), но забыл я о ней не сразу.
Несколько дней кряду я буквально наталкивался на эту Мурашко в коридорах редакции, и она не просто расцветала навстречу мне улыбкой, но и загоралась поистине неземным сиянием. Этого своего обожания она не умела и не хотела скрывать, и, может быть, именно поэтому я очень быстро стал сторониться ее и вскоре постарался вообще вычеркнуть ее из памяти.
По счастью, если я сам хочу кого-то или что-то забыть, обычно мне это быстро удается.
* * *
– Вы меня вспомнили, – счастливо сказала пышка, когда я отсмеялся.
– Увы, да.
– Почему «увы»?
– Потому что мало я хороших перспектив вижу от возобновления нашего знакомства. Ради этого ты меня, я смотрю, даже посадить готова! Лет на десять, чтобы подольше на свидания ходить…
– Стасик…
– Молчи уж лучше!
Меня просто передернуло от этого «Стасик». Терпеть не могу, когда меня так называют. Почему-то на ум сразу приходит крик инженера Брунса из «12 стульев»: «Мусик! Готов гусик?!»
– Куда тебя везти, малахольная?
– К вам…
– Куда?!
Час от часу не легче! Однако до чего самоуверенные девицы бросаются нынче под колеса московских машин!
– К вам домой. Стасик, – вскинулась она, опережая мои возражения, – мне очень нужно с вами поговорить. Вам угрожает опасность. Я писала вам… вы получали мои письма?
– Не называй меня Стасиком и говори мне «ты», – машинально ответил я. – Какие еще письма?
– Значит, не получали. Я написала вам три письма. Я не могла сказать лично – ведь у меня нет номера вашего телефона… и в редакции я теперь тоже не бываю, ведь началась учеба…
– Стоп, а адрес ты мой откуда узнала?
– Я…
Она смутилась. Зачем-то поправила на голове берет, который после этого совсем съехал назад и набок, выпустив ей на лицо пряди густых светло-русых волос. – Я… я следила за вами. Еще тогда, летом…
– Следила! О господи!
– Да… Не подумайте ничего плохого…
Э-э нет, подумал я, речь-то как раз идет о чем-то «плохом». То, что тогда, летом, эта Мурашко пребывала по отношению ко мне в состоянии «втюрившись», – это я, конечно, подозревал. Но следить за мной! Да с какой целью?! Невольно в памяти возникла сцена из итальянского фильма: разъяренная матрона выслеживает отвергнувшего ее любовь мачо и с криком: «Так не доставайся же ты никому!» – выплескивает ему в лицо банку серной кислоты, и лицо это сползает с черепа, как пластилиновая маска… Бр-рр!
Невольно я провел рукой по своему лицу. Слава богу, оно еще цело. Гкм-х. Что ж, можно продолжить разговор.
– Так, значит, следила, и что?
– Я хотела все о вас знать. Где живете, с кем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10