Самым беспутным на вид казался наш универсальный изобретатель, сорокатрехлетний Никола Жак Конте; этот отважный воздухоплаватель когда-то изрядно пострадал от взрыва воздушного шара, поэтому ходил теперь, как пират, с повязкой на глазу. Он первым во время битвы при Флерюсе предложил использовать воздушные шары для военной разведки. К числу его изобретений относился и новый вид пишущего инструмента, так называемый деревянный карандаш; он носил его постоянно в кармане жилета, чтобы зарисовывать схемы новых механизмов, то и дело рождающиеся в его гениальной голове. Он уже заработал в нашей экспедиции звание мастера на все руки и помимо всего прочего захватил с собой изрядный запас серной кислоты, которая, вступая в реакцию с железом, выдавала водород для шелковых газовых баллонов. Этот более легкий, чем воздух, элемент оказался значительно практичнее по сравнению с используемым в ранних опытах воздухоплавания горячим воздухом.
– Если бы, Ники, сработал твой план воздушного вторжения в Англию, – любил пошутить Монж, – то мне не пришлось бы нынче качаться на этой посудине, выворачивая внутренности за борт.
– Мне не хватило лишь нескольких воздушных шаров, – возражал Конте. – И мы с тобой уже спокойно попивали бы чаек в Лондоне, если бы ты не пустил все деньги до последнего су на отливку бесконечных пушек.
Нынешний век изобиловал новыми идеями ведения войны. Я помню, как совсем недавно, в минувшем декабре, французские специалисты отвергли проект моего соотечественника Роберта Фултона по созданию подводных военных кораблей. Всплывали даже предложения об устройстве туннеля под Ла-Маншем.
Собрания этих сведущих в разных областях знаний мирных умников и штабных офицеров Наполеон назвал своими институтами; он зачастую сам выбирал для них тему и назначал участников дебатов, вовлекая нас в сумбурные дискуссии о политике, устройстве общественной жизни, военной тактике и науке. Три дня мы дискутировали о преимуществах, связанных с правами собственности, и порождаемой ими разъедающей зависти; одно вечернее обсуждение посвятили нашему столетию в жизни Земли как планеты, другое – толкованию сновидений, и еще несколько – вопросам религиозной истины или пользы. Тогда-то и стали очевидными внутренние противоречия Наполеона; он мог сначала посмеяться над идеей существования Бога, а потом перекреститься от волнения по усвоенной с детства корсиканской привычке. Трудно сказать, какую веру он сам исповедовал, но проявил себя Бонапарт как твердый приверженец религии в качестве средства управления народными массами.
– Если бы я нашел мою собственную религию, то смог бы завладеть Азией, – поведал он нам.
– По-моему, Моисей, Иисус и Мухаммед осуществили эти планы до вас, – сухо заметил Бертолле.
– А по-моему, – подхватил Бонапарт, – священные писания иудеев, христиан и мусульман имеют общие корни. Все они поклоняются одному-единственному богу. Не считая нескольких мелких подробностей, вроде того, кто из пророков изрек последнее слово, эти религии скорее сходны, чем различны. Если мы объясним египтянам, что приветствуем союз вероисповеданий, то у нас не будет никаких религиозных осложнений. Как Александр, так и римляне благоразумно разрешали завоеванным народам поклоняться своим богам.
– Именно верующие сходных религий наиболее ожесточенно сражаются из-за этих мелких различий, – предостерег Конте. – Не забывайте о войнах между католиками и протестантами.
– Однако разве в наш просвещенный век мы не вернулись к разумному началу? – возвысил голос Фурье. – Надеюсь, человечество вскоре осознает целесообразность мирного сосуществования.
– Ни один верноподданный не станет размышлять о целесообразности, взяв в руки оружие, – парировал воздухоплаватель.
– Александр покорил Египет, объявив себя сыном как греческого Зевса, так и египетского Амона, – сказал Наполеон. – Я намерен относиться с равным снисхождением как к Мухаммеду, так и к Иисусу.
– Пока вы, подобно Папе, противоречите сами себе, – проворчал Монж. – Как же тогда вы относитесь к атеизму, провозглашенному революцией?
– Как к установке, обреченной на провал, самой большой ошибке. Совершенно неважно, существует Бог или не существует. Но как только вера или даже суеверие вступает в схватку со свободой, старые заветы неизменно одерживают верх над новыми идеями в людских душах. – Такого рода многообещающие политические суждения Бонапарт цинично использовал, противопоставляя свой интеллектуальный авторитет знаниям ученого собрания. Ему нравилось поддразнивать нас. – Кроме того, именно боязнь божественной кары удерживает бедняков от убийства богачей.
Наполеона также очень интересовала реальная подоплека мифов.
– Возьмем, к примеру, воскрешение и непорочное зачатие, – заявил он нам однажды вечером, не обращая внимания на изумленный взгляд рационалиста Бертолле. – Подобные истории встречаются не только в христианстве, но и в бесчисленных древних верованиях. То же самое случилось с вашим масонским Хирамом-Авием, верно, Тальма?
Он относился с вниманием к моему другу, рассчитывая, что этот журналист похвально отзовется о нем в газетных статьях, отсылаемых во Францию.
– Такие легенды очень распространены, невольно начинаешь подозревать, что им могли предшествовать реальные события, – поддержал его Тальма. – Является ли смерть окончательным завершением жизни? Или ее можно избежать или отсрочить на произвольное время? Почему фараоны уделяли ей так много внимания?
– Насколько нам известно, самые ранние истории воскрешения восходят к легенде о египетском боге Осирисе и его сестре и супруге Исиде, – заметил Вентюр, наш ученый-востоковед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153