– О боже, мы победили, Итан, мы победили Корсиканца! Он может истратить на нас весь запас пушечных ядер, но ему не захочется получить еще одну такую трепку. Сами французы не позволят. Они взбунтуются.
Как он мог говорить с такой уверенностью? И однако время подтвердило его правоту.
– А где Фелипо? – подавив нервный зевок, спросил Смит. – Я видел, как он руководил атакой прямо в этой свалке. Да, клянусь Богом, вот что значит роялистская отвага!
Я печально покачал головой.
– К сожалению, по-моему, его убили.
Мы с трудом пробирались обратно. Обнаружив Фелипо под двумя трупами, мы оттащили их в сторону. Чудо из чудес, роялист еще дышал, хотя я сам видел, как полдюжины штыков пронзили его, словно говяжью тушу. Смит приподнял его и положил голову умирающего себе на колени.
– Эдмон, мы обратили их в бегство! – сказал он. – С Корсиканцем покончено!
– Что… они отступили?
Глаза Фелипо были открыты, но он ничего не видел.
– Прямо сейчас он хмуро пялится на нас со своего смотрового холма, его лучшие отряды уничтожены, а остальные обращены в бегство. Ваше имя, дружище, будет увенчано славой, ведь Бонн сломал зубы о стены Акры. Мы остановили этого республиканского тирана. Подобные генеральствующие политики недолго держатся после столь жестокого поражения. – Смит глянул на меня горящим взором. – Попомните мои слова, Гейдж. Мир вскоре забудет о существовании Наполеона Бонапарта, его имя навсегда предадут забвению.
ГЛАВА 22
И с последними словами Смита полковник Фелипо тихо отошел в мир иной. Неужели жизнь покинула его в тот момент, когда он понял, что победил? Трудно сказать наверняка. Но мне показалось, что в глазах героя блеснуло понимание того, что его смерть была не напрасной и в тяжком безумии этого самого жуткого осадного дня ему удалось одержать решающую победу.
Вернувшись к трупу Нажака, я наклонился и забрал мою винтовку, томагавк и злосчастный перстень, полыхавший на его пальце. Потом, еле волоча ноги, перебрался через груды обвалившихся с башни камней и побрел в город. Группа инженеров уже бодро руководила разбором завалов и замесом строительного раствора, а также оценивала состояние вывороченных балок. В очередной раз крепостную твердыню быстро подлатают и укрепят.
Я отправился на поиски Иерихона и Мириам.
К счастью, я не обнаружил тела кузнеца среди прискорбно длинных рядов погибших защитников, тела которых временно перенесли в дворцовый сад. Я огляделся вокруг. Птицы предпочли улететь подальше от военной какофонии, но я заметил за решетчатыми окнами гарема Джеззара горящие глаза его обитательниц. Часть деревянных конструкций дворца получила серьезные повреждения, в сохранившихся темных решетках зияли дыры, ощетинившиеся светлой на сломе расщепленной древесиной. Сам паша гордо расхаживал по стенам, как задиристый петух, одобрительно похлопывая по плечам своих измученных воинов и выкрикивая угрозы в сторону французов.
– Ну что, франки, вам понравилось мое гостеприимство? Тогда возвращайтесь, и я окажу вам еще более горячий прием!
Напившись воды из источника возле мечети, я устало побрел по залитым кровью и покрытым пороховой копотью улицам, встречая настороженные взгляды жмущихся друг к другу горожан. Мои глаза, очевидно, лихорадочно блестели на почерневшем лице, но взгляд был устремлен в морскую даль. Я остановился только на пристани около маяка и глянул на чистое и величаво спокойное Средиземное море, так резко отличающееся от грязного, суетного ужаса войны. Мой взгляд опять переместился на город. Пушки еще тихо погромыхивали, и над стенами поднималась дымовая завеса, подсвеченная склоняющимся к западу солнцем и напоминающая своими черными клубами тучи надвигающегося шторма.
Как стремительно пролетело время! Ведь мы бежали к этим стенам ранним утром.
Я вытащил фараоново кольцо, сулившее гибель любому незаконному обладателю. Неужели древнее проклятие всесильно? Приверженец рационализма Франклин, вероятно, усомнился бы в этом. Но я успел узнать достаточно, чтобы отказаться от мысли присвоить великолепный египетский рубин, поэтому вступил в прохладную морскую воду, зашел по колено, потом по пояс, пронизывающая волна холода докатилась до сердца. Нырнув, я поплыл, вглядываясь в зеленоватый сумрак и позволяя морю омывать меня. Полностью исчерпав запас воздуха, я утвердился в готовности исполнить задуманное, вынырнул на поверхность, мотнул головой, стряхивая лишнюю воду с давно не стриженных волос, размахнулся и забросил как можно дальше коварную драгоценность. Красный камешек, взмыв по дуге, улетел за границу кобальтовой синевы, отмечающую начало морских глубин. Раздался тихий всплеск, и перстень исчез.
С облегчением вздохнув, я поплыл к берегу.
Мириам я нашел в городском госпитале, переполненном новыми ранеными. Простыни окрасились красными пятнами, в ванночках плескалась розовая вода. В медных тазах алели куски ампутированных конечностей. Громко жужжали пирующие мухи, а в больничном воздухе стоял запах не только крови, но и гниющей, омертвевшей плоти, щелока и угольного дыма от жаровен, где прокаливались перед операциями хирургические инструменты. Время от времени стоны раненых прорезались мучительными криками.
Здание госпиталя еще потряхивало от затянувшейся артиллерийской стрельбы. Как предсказал Смит, Наполеон, видимо, решил истратить все боеприпасы, изливая в последнем сражении горькое разочарование из-за сорванных планов. Возможно, он надеялся просто сровнять с землей все то, что ему не удалось завоевать. На столах подвывали хирургические пилы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134