Горячая работенка не давала мне замерзнуть, и я получал, к собственному удивлению, своеобразное удовольствие от тяжелого физического труда. Простая, но сытная еда и здоровый сон привели к тому, что я даже полюбил праведную скромность моего нового жилища. Заметно наросли и мои начавшие укрепляться еще в Египте мускулы.
– Вы еще не женаты, Иерихон? – попытался я как-то вызвать его на разговор.
– Разве вы видели в нашем доме жену?
– Почему же, ведь вы красивый и преуспевающий мужчина?
– Не встретил пока никого, на ком захотел бы жениться.
– Я тоже. Трудно встретить хорошую девушку. А потом пропала и моя знакомая египтянка…
– Мы вскоре получим известие о ее судьбе.
– Значит, вы так и сиротствуете тут вдвоем с сестрой, – продолжал выспрашивать я.
Он раздраженно отложил молот.
– У меня уже была жена. Она умерла, вынашивая моего ребенка. Потом началась другая жизнь. Я нанялся на британский корабль. А Мириам…
– Продолжает заботиться о вас как о скорбящем брате, – вставил я, осознав ситуацию.
– Так же, как я забочусь о ней, – не сводя с меня мрачного взгляда, буркнул он.
– А если у нее появится поклонник?
– Она не желает никаких поклонников.
– Но она очень красивая девушка. Добрая. Скромная. Послушная.
– А вы лучше думайте о вашей египтянке.
– И все-таки вам нужна жена, – заявил ему я. – И дети, чтобы научить вас смеяться. Может, я помогу вам найти подходящую особу.
– Мне не нужны в доме чужие люди. И лишние траты.
– И все же вы терпите их, с тех пор как я здесь!
Я усмехнулся, а он угрюмо сдвинул брови, и мы вернулись к ковке металла.
В свободное время мне удалось немного познакомиться с Иерусалимом. В зависимости от исследуемого квартала я слегка разнообразил свои наряды и старался разжиться полезными сведениями, общаясь с людьми на арабском, английском и французском языках. Иерусалим привык к паломникам, и на мои топорные речи никто не обращал особого внимания. На городских перекрестках шла бойкая торговля, там смешивались богачи и бедняки, а воинственные янычары зачастую делили трапезу с простыми ремесленниками. Бедноту обеспечивали похлебкой в хаскийях, так называемых благотворительных столовых, а кофейни привлекали людей всех вероисповеданий, там они с удовольствием потягивали бодрящие напитки, курили кальяны и обсуждали дела. Насыщенный ароматом этих темных зерен воздух с густой примесью турецкого табака и гашиша действовал одурманивающе и возбуждающе. Порой я уговаривал прогуляться со мной и Иерихона. Язык у него мог развязаться только после кружки – а то и двух – вина, но уж если он начинал неохотно говорить, то выдавал бесценные замечания о жизни его родины.
– Все в Иерусалиме уверены, что живут на три ступени ближе к небесам, – заявил он как-то. – А это означает, что все вместе они создают тут собственный маленький ад.
– А мне показалось, что ваш обезоруженный город ведет на редкость мирный и набожный образ жизни.
– Только до тех пор, пока один верующий не наступит на набожную мозоль другого.
На вопросы о причине моего пребывания в здешних краях я отвечал, что являюсь торговым представителем Соединенных Штатов, которым и правда служил в Париже. Я говорил, что пока выжидаю тут время, собираясь потом заключить сделку с победителем. Мне хотелось дружить со всеми.
Переполняемый слухами о скором вторжении Наполеона город гудел как растревоженный улей, бурно споря по поводу того, какая сторона с большей вероятностью одержит победу. Четверть века люди терпели жестокое правление Джеззара. Бонапарта, однако, следовало остановить. Англичане контролировали морские подходы, а Палестина была всего лишь островком в обширных водах Османской империи. Мусульманские общины шиитов и суннитов пребывали в острейшей взаимной вражде, а менее многочисленные христиане и иудеи также с тревогой и недоверием поглядывали друг на друга, и в итоге оставалось совершенно неясным, кто может взяться за оружие и против кого его направить. Потенциальные религиозные диктаторы полудюжины разных вероисповеданий мечтали создать собственные пуританские утопии. Смит надеялся, что я привлеку рекрутов для британской стороны, но, в сущности, мне вовсе не хотелось помогать ему. Меня по-прежнему прельщали идеалы Французской республики и нравились люди, с которыми довелось поработать, заманчиво выглядели и мечты Наполеона о просвещении Ближнего Востока. Чего ради я должен встать на сторону высокомерных британцев, с отменной жестокостью пытавшихся подавить независимость моей родины? На самом деле мне хотелось лишь дождаться новостей о судьбе Астизы и выяснить, есть ли хоть какая-то вероятность того, что легендарная Книга Тота каким-то невероятным образом за три тысячи лет не рассыпалась в прах. А потом бежать без оглядки из этого восточного бедлама.
В общем, по возможности я знакомился с местной кальянной культурой. При скромных размерах города по нему неизбежно распространились слухи о подрабатывающем в кузнице Иерихона неверном, рядившемся в арабские одежды, но слишком много горожан с темным прошлым задерживались тут по самым разнообразным причинам. Я практически ничем не отличался от множества людей, живущих в ожидании, – а ожидание лучших времен как раз и составляет главную часть человеческой жизни.
ГЛАВА 5
На протяжении зимы я всячески старался привлечь внимание Мириам. Как-то раз я приобрел на базаре обработанный янтарь с застывшим внутри насекомым. Камень выдавали за гладкий и блестящий амулет, приносящий удачу, но я увидел в нем полезный для науки артефакт. Однажды я подкрался к девушке сзади, пока она ощипывала курицу, энергично потер янтарь о свой халат, а потом протянул руку над этими пушистыми перьями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134