два малыша, которые устроились на остывшей золе очага, — и те бросили играть с закопченным котелком, словно их тоже заинтересовал новый человек.Левек, пододвинув себе стул, спросил:— Значит, вы издалека?— Из Сета.— Неужто все пешком?— Да. Пойдешь и пешком, коли денег нет.— И куда ж вы идете?— Шел сюда.— У вас тут есть кто?— Может, и есть.Они замолчали. Как ни голоден был пришелец, ел он не спеша: откусит хлеба, запьет сидром. Лицо у него было увядшее, худое, все в морщинах — натерпелся он, должно быть, немало.Вдруг Левек спросил:— Зовут-то вас как?Незнакомец, не поднимая головы, буркнул:— Мартеном.Мать почувствовала какую-то странную дрожь. Она шагнула вперед, словно пытаясь получше рассмотреть бродягу, и, опустив руки, замерла с раскрытым ртом. Все молчали. Наконец Левек спросил:— Вы здешний?— Здешний, — подтвердил тот.Теперь он тоже поднял голову, глаза его встретились с глазами женщины, остановились, застыли, как будто взгляды их зацепились друг за друга.Внезапно она проговорила низким, дрогнувшим, изменившимся голосом:— Это ты, муженек?Он медленно вымолвил:— Да, я.И все так же не двигаясь с места, вновь принялся жевать.Левек, скорее удивленный, чем взволнованный, переспросил:— Это ты. Мартен?Тот просто повторил:— Да, я.Второй муж полюбопытствовал:— Откуда ж тебя принесло? Первый рассказал:— С берегов Африки. Мы сели на мель и затонули. Спаслись всего трое — Пикар, Ватинель и я. Потом нас поймали дикари, продержали у себя двенадцать лет. Пикар с Ватинелем померли. Меня подобрал один путешественник, англичанин, довез до Сета. Вот я и пришел.Тетка Мартен заплакала и уткнулась носом в передник.Левек пробормотал:— Как же теперь быть?Мартен спросил:— Ты ее муж?Левек подтвердил:— Да, муж.Они посмотрели друг на друга и замолчали. Потом Мартен обвел глазами окруживших его детей и указал головой на девочек:— Мои?— Твои, — отозвался Левек.Мартен не встал, не обнял их, только изумился:— Господи, до чего ж большие! Левек повторил:— Как нам теперь быть?Мартен задумался: он тоже стал в тупик. Наконец решился:— Как скажешь, так и будет. Я на тебя зла не держу. Только вот с домом загвоздка. Ребят у меня двое, а у тебя трое — каждому свои. Мать — то ли тебе, то ли мне, твое дело. Тут я не перечу. А уж дом — мой: мне его отец оставил, я в нем родился, и бумаги у нотариуса есть.Тетка Мартен, негромко всхлипывая, прятала лицо в синий холщовый передник. Старшие девочки прижались друг к дружке, беспокойно поглядывая на отца.Мартен доел хлеб. Теперь и он спросил:— Так как же будем? Левека осенило:— Пошли к кюре — пусть рассудит. Мартен встал, шагнул в сторону жены, и вдруг она, рыдая, бросилась ему на грудь.— Ты вернулся, муженек! Бедный мой Мартен, ты вернулся!Она обхватила его руками, словно ее нежданно овеяло дыханием прошлого, и воспоминание, всколыхнув ей душу, воскресило их молодость и первые объятия.Мартен, тоже растроганный, стал целовать ее в чепец. Услышав плач матери, оба малыша, сидевшие на очаге, дружно ударились в рев, а последыш пронзительно, как испорченная дудка, запищал на руках у младшей дочки Мартена.Левек ждал у двери.— Пошли, — позвал он. — Надо разобраться. Мартен отпустил жену, и та, заметив, что он глядит на дочерей, прикрикнула:— Поцелуйте отца-то!Девочки подошли одновременно, не проронив ни слезинки, недоумевая и малость побаиваясь. Он звонко, по-крестьянски чмокнул одну за другой в обе щеки. Последыш, видя, что к нему приближается чужой, зашелся в таком истошном плаче, что у него едва не сделались судороги.Мужчины вышли.Проходя мимо кабачка «Для торговцев», Левек предложил:— Пропустим по стопочке?— Я не против, — согласился Мартен.Они вошли в пустое еще помещение и уселись.Левек крикнул:— Эй, Шико, две стопки водки да покрепче! Мартен вернулся Понимаешь, Мартен, первый муж моей жены. Тот самый, с «Двух сестер», что пропал без вести. Пузатый, краснорожий, заплывший жиром кабатчик принес в одной руке три стопки, в другой бутыль и, как ни в чем не бывало, спросил:— Ишь ты! Значит, вернулся, Мартен? Мартен ответил:— Значит, вернулся.

1 2