О древний долмен и древний менгир, как вы дороги мне!
И я позвонил так, как будто звонил у своей двери. Мне открыла женщина, старенькая, сухонькая служанка в черном платье и белом чепце, похожая на монашенку. Мне показалось, что и женщину эту я знал раньше.
Я спросил:
— Вы не бретонка? Она ответила:
— Нет, сударь, я из Лотарингии.
И прибавила:
— Вы хотите осмотреть дом?
— Ну да, конечно.
И я вошел.
Мне казалось, я узнаю все — комнаты, обстановку. Я готов был удивиться, что не вижу в передней своих тростей.
Я очутился в гостиной, нарядной комнате, увешанной циновками, с тремя широкими окнами на море. На камине стояли китайские вазы и большая фотография женщины. Я тотчас же направился к ней, уверенный, что узнаю ее. И я узнал ее, хотя убежден, что никогда с нею не встречался.
Это была она, она, та самая, кого я ждал, желал, призывал, чье лицо преследовало меня во сне. Это была она, та, кого ищешь всегда, везде, та, кого ежеминутно надеешься увидеть на улице, встретить на деревенской дороге, чуть мелькнет над хлебами красный зонтик, та, что, верно, ждет меня в гостинице, где я остановлюсь проездом, или в вагоне, куда я войду, в зале, где передо мной распахнется дверь.
Это была она, бесспорно, несомненно, она! Я узнал ее по глазам, глядевшим на меня, по волосам, завитым в длинные локоны, а особенно — по губам, по улыбке, которую давно угадал.
Я тотчас же спросил:
— Кто эта женщина?
Старуха с обличьем монашенки сухо ответила:
— Это мадам. Я переспросил:
— Ваша хозяйка?
Она возразила тоном суровой ханжи:
— О нет, сударь! Я сел и потребовал:
— Расскажите-ка мне о ней.
Старуха застыла на месте от удивления, не находя слов.
Я настаивал:
— Она владелица этого дома?
— О нет, сударь!
— Чей же это дом?
— Моего хозяина, господина Турнеля. Я указал пальцем на портрет:
— А эта женщина, кто же она?
— Это мадам.
— Жена вашего хозяина?
— О нет, сударь!
— Значит, его любовница?
Монашенка не ответила. Я продолжал спрашивать, охваченный смутной ревностью, безотчетной злобой против человека, встретившего эту женщину:
— Где же они теперь?
Служанка пробормотала:
— Хозяин в Париже, а где мадам, — чего не знаю, того не знаю.
Я встрепенулся:
— Ах, они не вместе?
— Нет, сударь.
Я схитрил и внушительным тоном произнес:
— Расскажите же, что случилось: возможно, мне удастся оказать услугу вашему хозяину. Я знаю ее, это дурная женщина.
Старая служанка посмотрела на меня, и мой искренний, простодушный вид внушил ей доверие.
— Ах, сударь, и сколько же горя она принесла моему хозяину! Он познакомился с ней в Италии и привез ее с собой, все равно как жену. Уж очень хорошо она пела. А он до того любил ее, сударь, что жалость брала смотреть. Прошлым летом они все ездили по здешним местам. И набрели на этот дом, а выстроил его, верно, сумасшедший, — разве в здравом уме станешь жить в двух милях от деревни! Мадам сразу пожелала купить дом и поселиться в нем с моим хозяином. Вот он и купил этот дом ей в угоду.
Они прожили тут все прошлое лето, сударь, и почти всю зиму.
Но только как-то утром, перед самым завтраком, хозяин зовет меня:
«Сезарина! Мадам вернулась?»
«Да нет, сударь».
Мы прождали целый день. Хозяин ходил как помешанный. Искали повсюду, но не нашли. Она уехала, сударь, а куда и как уехала, мы так и не узнали.
О, какая радость овладела мной! Мне захотелось расцеловать монашенку, схватить ее за талию и закружиться с ней по гостиной!
Вот как! Она уехала, убежала, он надоел, опротивел ей!
Я был счастлив!
Старуха заговорила снова:
— Хозяин чуть не зачах с горя, потом вернулся в Париж, а нас с мужем оставил продавать дом. Мы хотим за него двадцать тысяч франков. Но я больше не слушал! Я думал о ней! И вдруг мне показалось, что стоит только снова пуститься в путь, и я найду ее: ведь она неминуемо должна этой весной вернуться сюда, поглядеть на домик, на свой прелестный домик, который без него был бы ей так мил.
Я сунул десять франков в руки старой служанки, схватил портрет и бросился бежать, страстно целуя милое лицо, запечатленное на картоне.
Я добежал до дороги и зашагал дальше, все глядя на нее. Какое счастье, что она ушла от него, что она свободна! Без сомнения, я встречу ее не сегодня, так завтра, не на этой, так на будущей неделе, раз она покинула его! Она покинула его, потому что пробил мой час!
Она свободна, она живет где-то на белом свете! Раз я узнал ее, мне остается только ее найти.
И я опять ласкал податливые макушки спелых хлебов, полной грудью пил морской воздух, ощущал на лице поцелуи солнца. Я все шел и шел, обезумев от счастья, опьянев от надежды. Я шел, уверенный, что скоро встречу ее и вернусь с ней сюда, и тогда мы вдвоем будем жить в милом домике с надписью: «Продается». Как хорошо ей будет здесь на этот раз!

1 2