Прошло лето, затем осень, но ни у кого по-прежнему не возникало никаких подозрений, так как виделись они редко и держали себя в высшей степени непринужденно.
Однажды вечером Мадлена, глядя ему прямо в глаза, спросила.
— Вы ничего не говорили о нашем проекте госпоже де Марель?
— Нет, дорогая Я обещал вам хранить его в тайне, и ни одна живая душа о нем не знает.
— Ну, теперь можете ей сказать. А я сообщу Вальтерам На этой же неделе. Хорошо?
Он покраснел:
— Да, завтра же.
— Если хотите, — медленно отведя глаза в сторону, словно для того, чтобы не замечать его смущения, продолжала она, — мы можем пожениться в начале мая. Это будет вполне прилично.
— С радостью повинуюсь вам во всем.
— Мне бы очень хотелось десятого мая, в субботу. Это как раз день моего рождения.
— Десятого мая, отлично.
— Ваши родители живут близ Руана, да? Так вы мне, по крайней мере, говорили.
— Да, близ Руана, в Кантле.
— Чем они занимаются?
— Они мелкие рантье.
— А! Я мечтаю с ними познакомиться.
Дюруа, крайне смущенный, замялся:
— Но… дело в том, что они…
Затем, внушив себе, что надо быть мужественным, решительно заговорил:
— Дорогая, они крестьяне, содержатели кабачка, они из кожи вон лезли, чтобы дать мне образование Я их не стыжусь, но их… простота… их… неотесанность… может неприятно на вас подействовать.
Она улыбалась прелестной улыбкой, все лицо ее светилось нежностью и добротой.
— Нет Я буду их очень любить Мы съездим к ним. Непременно Мы еще с вами об этом поговорим. Мои родители тоже были простые люди… Но они умерли Во всем мире у меня нет никого, кроме вас, — добавила она, протянув ему руку.
Он был взволнован, растроган, покорен, — до сих пор ни одна женщина не внушала ему таких чувств.
— Я кое-что надумала, — сказала она, — но это довольно трудно объяснить.
— Что именно? — спросил он.
— Видите ли, дорогой, у меня, как и у всякой женщины, есть свои… свои слабости, свои причуды, я люблю все блестящее и звучное. Я была бы счастлива носить аристократическую фамилию Не можете ли вы, по случаю нашего бракосочетания, сделаться… сделаться дворянином?
Теперь уже покраснела она, покраснела так, словно совершила бестактность.
— Я сам об этом подумывал, — простодушно ответил Дюруа, — но, по-моему, это не так-то легко.
— Почему же?
Он засмеялся.
— Боюсь показаться смешным.
Она пожала плечами.
— Что вы, что вы! Так поступают все, и никто над этим не смеется. Разделите свою фамилию на две части:» Дю Руа «. Очень хорошо!
— Нет, нехорошо, — с видом знатока возразил он. — Это слишком простой, слишком шаблонный, слишком избитый прием. Я думал взять сначала в качестве литературного псевдонима название моей родной деревни, затем незаметно присоединить ее к фамилии, а потом уже, как вы предлагаете, разделить ее на две части.
— Ваша деревня называется Кантле? — спросила она.
— Да.
Она призадумалась.
— Нет. Мне не нравится окончание. Послушайте, нельзя ли чуть-чуть изменить это слово… Кантле?
Госпожа Форестье взяла со стола перо и начала вынисывать разные фамилии, всматриваясь при этом в их начертание.
— Готово, смотрите, смотрите! — неожиданно воскликнула она и протянула ему лист бумаги, на котором стояло:» Госпожа Дюруа де Кантель «.
— Да, это очень удачно, — подумав несколько секунд, заметил он с важностью.
— Дюруа де Кантель, Дюруа де Кантель, госпожа Дюруа де Кантель. Чудесно! Чудесно! — в полном восторге повторяла г-жа Форестье.
— Вы увидите, как просто все к этому отнесутся, — уверенно продолжала она. — Только не надо терять время. Потом будет уже поздно. Свои статьи вы с завтрашнего же дня начинайте подписывать:» Дюруа де Кантель «, а заметки — просто» Дюруа «. Среди журналистов это так принято, и ваш псевдоним никого не удивит. Ко дню нашей свадьбы мы еще кое-что изменим, а друзьям объясним, что до сих пор вы отказывались от частицы» дю» из скромности, что к этому вас вынуждало занимаемое положение, а может, и вовсе ничего не объясним. Как зовут вашего отца?
— Александр.
— Александр, Александр, — несколько раз повторила она, прислушиваясь к звучанию этого слова, потом взяла чистый лист бумаги и написала:
«Господин и госпожа Александр Дю Руа де Кантель имеют честь сообщить вам о бракосочетании их сына Жоржа Дю Руа де Кантель с госпожой Мадленой Форестье».
Она издали взглянула на свое рукописание и, довольная эффектом, заявила:
— При известной сноровке можно добиться чего угодно.
Выйдя от нее с твердым намерением именоваться впредь «Дю Руа»и даже «Дю Руа де Кантель», он почувствовал, что вырос в собственных глазах. Походка у него стала еще более молодцеватой, голову он держал выше, а его усы были теперь особенно лихо закручены, — так, по его мнению, должен был выглядеть дворянин. Он находился в таком приподнятом состоянии, что ему хотелось объявить первому встречному:
— Меня зовут Дю Руа де Кантель.
Но, вернувшись домой, он с беспокойством подумал о г-же де Марель и тотчас же написал письмо, в котором назначил ей свидание на завтра.
Затем, с той же врожденной беспечностью, благодаря которой он ко всему относился легко, Дюруа махнул на это рукой и начал писать бойкую статью о новых налогах, которые он предлагал установить в целях укрепления государственного бюджета.
За частицу, указывающую на дворянское происхождение, он считал нужным взимать сто франков в год, а за титул, начиная с баронского и кончая княжеским, от пятисот до тысячи франков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109