Подошел маркиз вместе
с Андерматом и сестрами Ориоль.
- Ну, как? - спросил он. - Останемся или уйдем? Уж очень тут шумно.
Решили прогуляться в горы по дороге в Ла-Рош-Прадьер.
На дорогу поднялись гуськом, через виноградники, по узкой тропинке.
Впереди всех быстрым, упругим шагом шла Христиана. С первых же дней при-
езда в Анваль она чувствовала, что живет как-то по-новому: самые обычные
удовольствия приобрели неожиданную яркость, и никогда еще она не испыты-
вала такой радости жизни. Быть может, причина была в том, что от ванн ее
здоровье укрепилось, организм избавился от недомоганий, которые всегда
угнетают человека и вызывают как будто беспричинное уныние; теперь она
свободнее могла воспринимать впечатления и наслаждаться природой. А мо-
жет быть, она была так радостно возбуждена просто оттого, что теперь ря-
дом с нею постоянно был загадочный для нее человек, открывавший ей в
своих пылких речах столько нового.
Она шла, вдыхая воздух полной грудью, и вспоминала, что он говорил ей
об ароматах, которые несет с собою ветер. "А ведь правда, - думала она,
- он научил меня различать их в воздухе". Теперь она и сама различала
все эти ароматы, особенно благоухание цветущих виноградников, такое лег-
кое, тонкое, ускользающее.
Наконец все выбрались на дорогу и пошли по ней парами. Андермат и Лу-
иза, старшая из сестер Ориоль, ушли вперед, беседуя о доходности
овернских земель. Юная овернка, истая дочь своего отца, унаследовавшая
его практичность, знала до мелочей, как ведется в Оверне сельское хо-
зяйство; она рассказывала о нем ровным, спокойным голоском, серьезно и
скромно, с интонациями благовоспитанной барышни, усвоенными в пансионе.
Андермат слушал, поглядывал на нее сбоку и находил очаровательной эту
девицу, такую молоденькую и такую положительную, уже прекрасно знакомую
с деловой стороной жизни. Иногда он выражал некоторое удивление:
- Как! В Лимани, вы говорите, цены на землю доходят до тридцати тысяч
за гектар?
- Да, сударь, если она засажена хорошо привитыми яблонями, которые
дают лучшие десертные сорта яблок Ведь почти все фрукты, которые съедает
Париж, поставляют наши края.
Тут Андермат обернулся и с уважением посмотрел на равнину Лимани, - с
горной дороги был виден ее бескрайний простор, как всегда, затянутый
мглистой голубоватой дымкой.
Христиана и Поль тоже остановились, залюбовавшись этими нежно затума-
ненными далями, и не могли наглядеться на них.
Дорогу теперь осеняли огромные ореховые деревья, и в их густой тени
стояла приятная прохлада. Подъем уже кончился, дорога извивалась по
склону, покрытому виноградниками, а ближе к вершине - низкой травой; все
было зелено до самого гребня горного кряжа, не очень высокого в этом
месте.
Поль тихо сказал:
- Какая красота! Скажите, ведь правда красиво? Почему так захватывает
этот пейзаж, почему он так мил сердцу? Какое-то удивительное, глубокое
очарование исходит от него, а главное, что за ширь! Глядишь отсюда на
равнину, и кажется, что мысль расправляет крылья и взмывает ввысь, па-
рит, кружит в поднебесье, а потом пронесется над этой гладью и летит да-
леко-далеко, в волшебную страну наших мечтаний, которую мы не увидим ни-
когда. Да, это прекрасно, потому что больше походит на сказку, на грезу,
а не на осязаемую, зримую действительность.
Христиана слушала молча, исполненная смутных ожиданий, какой-то на-
дежды, непонятного волнения, и жадно ловила каждое его слово. Ей и в са-
мом деле чудились вдали иные, неведомые края, лазурные, розовые, чудес-
ные, сказочные края, недостижимые, но всегда манящие, прекраснее всех
стран земных.
Он сказал еще:
- Да, это прекрасно, потому что прекрасно. Много есть пейзажей, более
поражающих взгляд, но нет в них такой гармонии. Ах, красота, гармоничес-
кая красота! Это - самое важное в мире! Вне красоты ничего, ровно ничего
не существует. Но лишь немногие понимают ее. Линии человеческого тела
или статуи, очертания горы, колорит картины или вот этой шири, нечто не-
уловимое в улыбке Джоконды, слово, пронизывающее душу волнением, ма-
ленькая черточка, которая художника обращает в творца, равного богу, -
кто же, кто из людей замечает это?
Нет, я должен прочесть вам две строфы Бодлера:
Ты вестница небес иль ада - все равно,
О красота, фантом, прелестный и ужасный!
Твой взор, твой лик, твой шаг откроют мне окно
В любимый мною мир, безвестный, но прекрасный.
Ты ангел или зверь, ты бог иль сатана, -
Не все ли мне равно, волшебное виденье!
С тобой, о свет и ритм, о ветер и волна,
Не так уродлив мир и тяжелы мгновенья.
Христиана смотрела на него с недоумением, удивляясь его восторженнос-
ти, и глаза ее спрашивали: "Что ж необыкновенного находишь ты в этих
стихах?"
Он угадал ее мысли и, рассердившись на себя за то, что не сумел при-
общить ее к своим восторгам, - а ведь он так хорошо прочитал эти стихи,
- сказал с легким оттенком презрения:
- Какой я, право, глупец!.. Вздумал читать женщине стихи самого утон-
ченного поэта! Но, я надеюсь, настанет день, когда вы все это почувству-
ете, поймете, как и я. Женщины все воспринимают больше чувством, чем со-
знанием, они постигают сокровенную тайну искусства лишь в ту пору своей
жизни, когда голос его находит сочувственный отклик в их душе. - И, пок-
лонившись, он добавил: - Я постараюсь вызвать в вас этот сочувственный
отклик.
Слова его не показались ей дерзкими, а только странными. Да она уж и
не пыталась больше понять его - ее поразило открытие, которое она сдела-
ла только сейчас:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87