Люблю!"
Она рано ушла к себе, чтобы побыть одной и помечтать. Закутавшись в
широкий пеньюар, она села в кресло у открытого окна и стала смотреть на
звезды, а в раме окна перед ее внутренним взором поминутно вставал образ
того, кто завладел ею. Она так ясно видела его, доброго, нежного и нео-
бузданного, такого сильного и такого покорного перед нею. Да, этот чело-
век завладел ею навсегда, на всю жизнь, - она чувствовала это. Теперь
она уже не одинока, их двое - два сердца, слившиеся воедино, две сливши-
еся воедино души. Где он был сейчас, она не знала, но хорошо знала, что
и он думает, мечтает о ней. Она как будто слышала, как на каждое биение
ее сердца где-то отвечает другое сердце. Она чувствовала, как вокруг
нее, словно птица, задевая ее крылом, реет желание, страстное желание,
она чувствовала, как проникает в окно это пламенное желание, исходящее
от него, ищет ее, молит в ночной тишине. Как хорошо, как сладко, как но-
во было для нее чувствовать, что она любима! Как радостно было думать о
ком-то с такой глубокой нежностью, что слезы навертывались на глаза, и
плакать от умиленного счастья! Ей хотелось открыть объятия тому, кого не
было перед нею, послать ему призыв, открыть объятия навстречу его обра-
зу, возникавшему перед глазами, навстречу поцелуям, которые он непрес-
танно слал ей где-то вдали или вблизи, сгорая в лихорадке ожидания.
И она протянула руки в откинувшихся белых рукавах пеньюара ввысь, к
звездам. Вдруг она вскрикнула. Большая черная тень, перешагнув через пе-
рила балкона, внезапно появилась в окне.
Она вскочила, замирая от страха. Это был он! И, даже не подумав о
том, что их могут увидеть, она бросилась к нему на грудь.


VIII

Отсутствие Андермата затянулось. Обри-Пастер вел изыскания. Он нашел
еще четыре источника, которые могли дать новому акционерному обществу
вдвое больше воды, чем требовалось. Весь округ был в волнении от этих
разведок, от этих открытий, от важных новостей, мгновенно перелетавших
из уст в уста, от нежданных блестящих перспектив; все суетились, востор-
гались, только и говорили что о будущем курорте, только о нем и думали.
Даже маркиз и Гонтран проводили целые дни около рабочих, буривших гра-
нитные породы, и со все возраставшим любопытством слушали объяснения ин-
женера и его поучительные рассказы о геологическом строении Оверни. Те-
перь Поль и Христиана могли совершенно свободно, спокойно любить друг
друга: никто ими не интересовался, никто ничего не подозревал, никому и
в голову не приходило шпионить за ними, - все любопытство, все внимание
людей, все их чувства поглощены были будущим курортом.
С Христианой происходило то же, что бывает с юношей, впервые опьянев-
шим от вина. Первый глоток - первый поцелуй - обжег, одурманил ее, вто-
рой бокал она выпила залпом и нашла, что он лучше, а теперь она пила
жадными большими глотками и была пьяна любовью.
С того вечера, когда Поль проник в ее комнату, она жила, как в угаре,
не сознавая того, что происходит вокруг. Время, вещи, люди теперь не су-
ществовали для нее. На земле и в небе был только один-единственный чело-
век - тот, кого она любила. Глаза, ее видели только его, все мысли были
только о нем, все надежды устремлялись только к нему. Она жила, двига-
лась, ела, одевалась, как будто слушала, что ей говорят, отвечала, но
ничего не понимала, не сознавала, что делает. И ничто теперь ее не стра-
шило: никакое несчастье не могло ее сразить, - она ко всему стала не-
чувствительна. Никакая телесная боль не могла затронуть тело, подвласт-
ное только трепету любви. Никакие душевные страдания не могли коснуться
завороженной души.
А он любил ее с той восторженностью, какую вносил во все свои страст-
ные увлечения, и доводил ее чуть не до безумия. Часто в конце дня, зная,
что маркиз и Гонтран пошли к источнику, он говорил:
- Пойдемте навестим наш небесный уголок.
Он называл их "небесным уголком" сосновую рощицу, зеленевшую на гор-
ном склоне, над самым ущельем. Они поднимались туда через молодой лес по
крутой тропинке и шли так быстро, что Христиана задыхалась, но им надо
было спешить, так как времени было мало. Чтобы ей легче было идти, он
поддерживал ее за талию, подхватывал, приподнимал; и, положив ему руку
на плечо, она опиралась на него, а иногда, обняв за шею, приникала поце-
луем к его губам. Они всходили все выше, выше, воздух свежел, ветер ове-
вал им лица, и, когда они достигали сосен, их обдавало запахом смолы,
живительным, как дыхание моря.
Они садились под темными соснами - она на мшистом бугорке, он ниже, у
ее ног. Ветер пел в ветвях. Стволы звенели под ветром тихою песней со-
сен, всегда чем-то похожей на кроткую жалобу, а бескрайний простор Лима-
ни, уходивший в невидимые дали, затянутые легкой дымкой тумана, действи-
тельно создавал впечатление океана. Да, конечно, там, внизу, простира-
лось море, никакого сомнения быть не могло, - они чувствовали его дуно-
вение на своем лице.
Поль ласкался к ней и по-детски шаловливо говорил:
- Дайте-ка мне ваши пальчики. Я их съем, это мои любимые конфеты.
Он брал в рот один пальчик за другим и делал вид, что ест их, млея от
наслаждения, как жадный лакомка.
- Ах, какие вкусные! В особенности мизинчик. Ничего на свете не может
быть вкуснее.
Потом он становился на колени и, опираясь локтями о ее колени, шеп-
тал:
- Лиана, посмотрите на меня.
Он звал ее Лианой, потому что она обвивала его объятиями, как лиана
обвивает ствол дерева.
- Посмотрите на меня, я хочу заглянуть вам в душу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87