– Оно больше остальных.
Лучась отеческой гордостью, доктор Валлардо натягивает пару резиновых перчаток и осторожно поглаживает хрупкую оболочку.
– Это Филипп, – сообщает он нежным воркующим голосом. – Филипп зашел дальше всех остальных наших питомцев.
– Но он даже не проклюнулся.
– Конечно нет, – отвечает доктор, продолжая поглаживать скорлупу. – Мы еще ни разу не достигали этой стадии.
– Но я слышал…
– …всякие глупости, – заканчивает за меня доктор Валлардо. – До вас, должно быть, дошли сведения, будто из моих яиц уже кто-то вылупился, да? Увы, рано еще говорить о такой удаче. Но слухи опережают действительность.
Вот именно. На Совете об этом сообщили как о свершившемся факте: доктор Эмиль Валлардо создал живого смешанного детеныша, хотя из неведомых составных. Обычно у меня не было оснований сомневаться в истинности полученной на Совете информации, но если у доктора Валлардо действительно вылупился смешанный дин, какой же смысл ему скрывать успешное завершение многолетнего труда?
– И сколько времени пройдет, прежде чем Филипп вылезет из яйца? – интересуюсь я.
– Если он вылезет вообще, то борьба начнется не ранее, чем через три недели или около того. Он почти полностью сформировался, но должен еще набраться силенок, да. – Затем, включив дополнительный свет, обычную двадцатипятиваттную лампочку, вставленную в стенку инкубатора, он спрашивает: – Хотите посмотреть на него?
Чего не сделаешь ради науки.
– Будьте любезны.
Доктор Валлардо осторожно перемещает хрупкое яйцо поближе к лампе – левая рука его по-прежнему дрожит, – обращаясь с ним, будто ребенок, которому мама разрешила подержать свою любимую фарфоровую куклу.
Скорлупа тоньше, чем я думал, и когда она оказывается против света, появляется смутный силуэт, беззаботно плавающий в центре яйца в окружении известково-молочной плазмы.
– Если вы приглядитесь, – показывает доктор на тупой и более округлый конец яйца, – то заметите зубчатую оборку вокруг головы Филиппа, да.
– Будто у Трицератопа.
– Да, да, Филипп – дитя отца Трицератопа и матери Диплодока.
Отец Трицератоп – так может, это его ребенок? Врачу, помоги себе сам, так, что ли? И я спрашиваю:
– Вы женаты?
– Знаю, о чем вы думаете, мистер Рубио, и отвечаю: нет, это не мое яйцо. Филипп будет моим племянником, да, да.
Какова бы ни была его родословная, Филипп обещает стать весьма крупным, если ему суждено когда-нибудь вырваться из этой скорлупы. Трицератопы достаточно велики и без того, чтобы наращивать их генами Диплодока. А может, тут все и не так получается. Не имею ни малейшего представления, да и, говоря откровенно, ни малейшего желания вступать в длительную дискуссию на эту тему.
Однако не могу не заметить эти характерные черты Диплодока в юном (очень юном) Филиппе – мягкие изгибы спины, округлая голова, сочетающиеся и сливающиеся с костистой чешуей, что уже начинает формироваться на еще даже не младенческой шкуре Филиппа. Хвост, слишком короткий для Диплодока и слишком длинный для Трицератопа, будто игрушечная спиралька свернут кольцами под плодом и готов распуститься где-то в ближайшие три недели. Также и лапы, одновременно длинные и коренастые, являют собой превосходную смесь обоих существ, и я ловлю себя на мысли о том, какая жизнь уготована Филиппу, если получится у него живым явиться этому миру: чудом будет он провозглашен или чудищем?
Кстати, надо бы полюбопытствовать.
– Доктор Валлардо, – обращаюсь я, приблизившись вплотную к собеседнику и стараясь придать голосу как можно больше миролюбия и задушевности, – а вы единственный, кто занимается такого рода исследованиями?
Теперь он искренне смущен – это не притворство.
– Насколько мне известно. Да, да, я бы сказал, что я единственный.
– И никаких слухов, никаких известий о мятежных ученых, ведущих исследования за пределами общепризнанной науки? – Я говорю бестолково и нечленораздельно, словно помешанный, и сам это сознаю. Скоро, впрочем, дойдем и до сути.
Доктор Валлардо отвечает, яростно тряся головой и разбрызгивая слюни по всей своей лаборатории:
– Уверяю вас, я знал бы о любом подобном исследовании.
– А как насчет случайной мутации? Не может ли она стать причиной появления… ну, кого-нибудь подобного Филиппу?
Он фыркает:
– Невозможно. Мутации и в самом деле являются движущей силой эволюции, но обмануть природу они не способны.
– Это ваша работа, точно? – Доктор Валлардо не отвечает, а мне приходит время закинуть удочку: – Что, если бы я рассказал вам, – ступаю я на тонкий лед, готовый в любой момент оказаться в воде, – что некие друзья в Нью-Йоркском Совете поведали мне о неких сообщениях относительно смешанных… существ… на улицах Нью-Йорка. Свидетельства…
– Какие такие свидетельства? – с жаром, выдающим крайний интерес, спрашивает он.
– Их было несколько, – вру я, не краснея. – Одна женщина утверждала, будто видела Аллозавра с клювом Хадрозавра.
Доктор не реагирует. Я продолжаю:
– Другой член Совета говорил – хотите верьте, хотите нет – о полностью сформировавшемся Бронтозавре с шипами Анкилозавра. Нелепость, не так ли?
– Да, да, действительно.
– И наконец, последнее – ох, не следовало мне отнимать ваше время со всеми этими…
– Нет, нет, – возражает доктор, и я прямо трепещу оттого, что добился от него чего-то вместо «да, да». – Продолжайте.
– Честно говоря, там все слегка запутано. Я сам разговаривал с беднягой, и, доложу вам, никогда мне не доводилось встречать такого бледного Раптора. Он был до смерти напуган. Вроде того, что он дрался, будучи атакован дином, – хочу подчеркнуть, что это его слова, не мои, учтите, – дином, вышедшим прямо из преисподней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100