– А, я сразу ее заметила, – сказала я. – Она очень симпатичная.
– Симпатичная! – фыркнула Нэнси. – Советую тебе держаться от нее подальше. У нее плохая репутация.
– Что ты хочешь сказать? – не поняла я.
– Мой брат говорит, что она ходит за супермаркет с ним и с Мусом.
– И, – добавила Дженни, – она носит лифчик с четвертого класса, и, я готова спорить, что у нее уже есть месячные.
– А у тебя есть? – спросила Нэнси.
– Что есть?
– Ну, месячные, – сказала Нэнси, удивляясь моей непонятливости.
– А… нет, нет еще. А у тебя?
Нэнси сделала глоток коктейля и покачала головой.
– Ни у кого из нас пока не началось.
Это сообщение меня обрадовало. Представить, чтобы у них все уже началось, а у меня нет! Вот было бы ужасно!
Гретхен облизала губы, стряхнула крошки от пирожного и сказала:
– Давайте перейдем к делу.
– Давайте, – спохватилась Нэнси. – Для начала нужно придумать, как будет называться наш клуб в этом году. Пусть каждый подумает над названием.
Стало тихо. Все думали. Я на самом деле не думала, но делала вид. Я еще ничего не знала о клубе – как же я могла придумать название?
Гретхен предложила «очаровательных шестиклассниц». Дженни сказала, что это неинтересно. Тогда Гретхен сказала: если она такая умница, то пусть сама что-нибудь предложит. Дженни предложила «УМДБ» – «Ученицы Майлза Дж. Бенедикта». Нэнси сказала Дженни, что она забыла Мл. в конце его имени.
Дженни разозлилась и под каким-то предлогом удалилась в ванную.
– А кстати, – оживилась Нэнси, – что вы думаете о Майлзе Дж.?
– Я думаю, он симпатичный, – хихикнула Гретхен.
– В общем, да, только слишком тощий, – заметила Нэнси.
Тогда я, наконец, нашлась, что сказать.
– Интересно, женат он или нет.
Дженни появилась снова.
– По-моему, нет. По виду не скажешь.
– А вы заметили, как он смотрел на Лору? – спросила Нэнси.
– Нет! А он смотрел? – глаза у Гретхен раскрылись очень широко.
– Естественно! Мужчины не могут не смотреть на нее, – заявила Нэнси.
– А ты думаешь, она специально так делает? – спросила я.
Все засмеялись, и Нэнси сказала:
– Ох, Маргарет!
Нэнси умеет сказать так, что чувствуешь себя полной идиоткой.
Потом мы стали обсуждать анкету мистера Бенедикта, и Гретхен сказала, что на вопрос об учителях-мужчинах она написала, что они очень строгие – чтобы мистер Бенедикт подумал, что мы его боимся: тогда он постарается, наоборот, быть с нами помягче. Я сказала, что она здорово сообразила, и пожалела, что сама этого не написала.
– А вообще, эта анкета нужна для того, чтобы выяснить, нормальные мы или не совсем, – поделилась своей догадкой Дженни.
Такая мысль не приходила мне в голову. Но теперь было уже поздно.
– А как он может определить, нормальные мы или нет? – спросила я.
– Это легко, – ответила Нэнси. – По твоим ответам. Ну например, если бы ты ответила, что не любишь папу, маму и брата, он бы понял, что у тебя не все дома. Поняла?
Я поняла.
Нэнси щелкнула пальцами.
– У меня есть отличное название для нашего клуба, – объявила она.
– Какое? – встрепенулась Гретхен.
– Говори, – сказала Дженни.
Нэнси тряхнула волосами и улыбнулась:
– Мы будем называться «Четыре сенсации», сокращенно «ЧС».
– А что, звучит, – одобрила Гретхен.
– Здорово! – взвизгнула Дженни.
Мы провели тайное голосование, и, конечно, название было принято. Потом Нэнси решила, что у нас должны быть тайные «сенсационные» имена: Александра, Вероника, Кимберли и Мэвис. Нэнси стала Александрой, я – Мэвис.
Нэнси напомнила нам, что никто в школе не должен знать о нашем тайном клубе и что на тайных собраниях, подобных этому, мы должны пользоваться нашими тайными именами. После торжественной клятвы нам предстояло придумать правила.
Нэнси придумала, что мы все должны носить лифчики. Я почувствовала, как у меня покраснели щеки. Интересно, они уже носят или еще нет? Дженни, думаю, нет, потому что после этих слов Нэнси она стала глядеть в пол.
Гретхен предложила установить, что та из нас, у кого первой начнутся месячные, должна сообщить об этом остальным. Особенно, что при этом чувствуешь.
Правило Дженни заключалось в том, что каждая из нас обязана вести особую тетрадь, в которой должны быть перечислены имена нравящихся нам мальчиков, причем в соответствующем порядке. Каждую неделю мы будем вносить в список поправки и пускать свои тетради по кругу.
Наконец Нэнси спросила, какое правило предлагаю я. У меня ничего такого не придумывалось, и я сказала:
– Встречаться каждую неделю в определенный день.
– Естественно! – фыркнула Нэнси. – Но в какой день?
– Ну, я не знаю, – промямлила я.
– Ладно, давайте подумаем, какой день нам подходит, – подключилась Гретхен.
– Вторник и четверг исключаются. У меня – еврейская школа.
– Ох, Гретхен! – сказала Дженни. – И зачем тебе эта еврейская школа?
Неужели ты не можешь отказаться?
– Я бы с радостью, – объяснила Гретхен. – Но мне остался один год, и все.
– А ты не ходишь, Маргарет? – спросила меня Дженни.
– Ты имеешь в виду, в еврейскую школу?
– Да.
– Нет, не хожу.
– Маргарет и в воскресную школу не ходит. Правда, Маргарет? – спросила Нэнси.
– Правда, – ответила я.
– Как это ты так устроилась?
– У меня нет никакой религии, – призналась я.
– Вот это да! – Гретхен даже рот разинула.
– А что твои родители? – спросила Дженни.
– Ничего, – отрезала я.
– Хорошенькое дело! – сказала Гретхен.
Потом они все молча уставились на меня, и я чувствовала себя очень глупо. Тогда я попыталась объяснить.
– Ну как вам сказать, м-м… папа был еврей, а, м-м… мама христианка и…
У Нэнси сделалось заинтересованное лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30