– Продолжай, – попросила она.
В первый раз они проявляли такой интерес к тому, что говорила я.
– Ну вот, родители моей мамы, которые живут в Огайо, сказали ей, что не хотят зятя-еврея. Если она хочет испортить себе жизнь, это ее дело. Но они никогда бы не согласились на ее брак с моим отцом.
– Да, серьезно… – протянула Гретхен. – А что родственники твоего отца?
– Ну, моя бабушка была не очень-то рада иметь невестку-христианку, но она, по крайней мере, смирилась с ситуацией.
– И что же дальше? – продолжала допрашивать Дженни.
– Они сбежали.
– Как романтично! – вздохнула Нэнси.
– Вот поэтому-то они обходятся без религии.
– Я их не осуждаю, – заявила Гретхен. – Я бы поступила так же.
– Но если у тебя нет никакой религии, то как ты будешь решать, куда записываться – в Имку или в Еврейскую Ассоциацию Молодежи?
– Не знаю, – сказала я. – Я никогда об этом не думала. Может быть, я никуда не буду записываться.
– Но ведь все состоят либо там, либо там, – не унималась Нэнси.
– Ну, это, я думаю, как родители решат, – решила я сменить тему.
Вообще-то я не собиралась так сразу рассказывать им свою историю.
– Так значит… в какой день мы будем собираться?
Нэнси заявила, что пятница ей не подходит – у нее музыка. Дженни сказала, что у нее балет по средам. Значит, сказала я, остается только понедельник. И мы решили встречаться по понедельникам. На следующей неделе мы принесем наши тайные списки и пройдем проверку, чтобы все были наверняка в лифчиках.
Когда заседание клуба было закончено, Нэнси подняла руки высоко над головой. Потом закрыла глаза и прошептала: «Четыре сенсации! Ура!»
«Ура!» – пропели мы вслед за ней.
Во время ужина я обдумывала, как бы сказать маме, что я хочу носить лифчик. И почему ей никогда не придет в голову самой заговорить об этом, если уж она так хорошо помнит себя девочкой?
Когда она пришла поцеловать меня на ночь, я решилась и сказала.
– Я хочу носить лифчик. – Прямо так, напрямик.
Мама снова включила свет.
– Маргарет… ты что?
– Ничего, просто хочу, и все.
Я спряталась под покрывалом, чтобы ей было не видно мое лицо.
Мама сделала глубокий вдох.
– Ну хорошо, если ты действительно хочешь, то нам придется съездить в субботу в магазин. Договорились?
– Договорились, – я улыбнулась. Мама была небезнадежна.
Она выключила свет и прикрыла дверь. У меня как гора с плеч свалилась!
Ты здесь, Бог? Это я, Маргарет. Я только что сказала маме, что мне нужен лифчик. Пожалуйста, помоги мне вырасти. Я хочу быть как все. Ты знаешь, все мои новые друзья состоят или в Имке, или в Еврейской Ассоциации. Как же мне определиться? Я ведь не знаю, чего Ты ждешь от меня.
Глава 6


На следующий день после школы мистер Бенедикт вызвал меня к себе.
– Маргарет, – начал он. – Я бы хотел обсудить твою ознакомительную анкету. Например, почему тебе не нравятся религиозные праздники?
И надо мне было это писать! Глупость, да и только! Если ему, правда, нужно было выяснить, нормальные ли мы, то меня, я думаю, он вряд ли отнес к нормальным. Я чуть не рассмеялась.
– Я просто так это написала, – ответила я. – На самом деле я нормально к ним отношусь.
– Я думаю, у тебя все же была причина. Ты можешь сказать мне. Это останется между нами.
Я подняла на мистера Бенедикта правую бровь. У меня это здорово получается. Одна поднимается, другая на месте. Я делаю так, когда не могу придумать, что сказать. И люди сразу это замечают. Некоторые даже спрашивают меня, как я такое делаю. Забывают, о чем мы говорили, и сосредотачиваются на моей правой брови. А я точно не знаю, как. Просто думаю об этом, и бровь сама поднимается. С левой я так не могу. Только с правой.
Мистер Бенедикт заметил. Но он не стал спрашивать, как мне это удается.
Он только сказал:
– Я думаю, у тебя есть серьезная причина не любить религиозные праздники.
Я поняла, что он ждет от меня каких-нибудь объяснений. Он не собирался махнуть рукой и забыть. Поэтому я решила разделаться с этим сразу.
– Они для меня все одинаковые. У меня нет никакой религии, – заявила я.
Мистер Бенедикт казался удовлетворенным. Как будто он открыл какую-то глубокую и сокровенную тайну.
– Понимаю. А твои родители?
– Они не принадлежат ни к какой конфессии. И предполагается, что я сама выберу себе исповедание, когда вырасту. Если захочу, то есть.
Мистер Бенедикт сложил руки и с минуту просто смотрел на меня. Потом он сказал:
– Ладно, Маргарет. Теперь можешь идти.
Я надеюсь, в конце концов он все же решил, что я нормальная. Я прожила в Нью-Йорке одиннадцать с половиной лет, и, по-моему, никто никогда не спрашивал меня о моей религии. Я и не думала об этом никогда. А теперь вдруг, ни с того ни с сего, это стало чем-то важным.
Вечером позвонила бабушка и сказала, что она достала абонемент в Линкольн-Центр на нас двоих. Теперь мы будем встречаться раз в месяц в субботу, чтобы позавтракать вместе и идти на концерт. Умная все-таки у меня бабушка. Она знала, что мои родители не смогут ничего возразить против Линкольн-Центра и одной субботы в месяц. Это ведь культура. А культура для них – святое. Теперь мы с бабушкой сможем проводить какое-то время вместе. Но я была рада, что Линкольн-Центр начнется не сразу, потому что эту субботу я хотела целиком посвятить проблеме лифчика.
Суббота началась с того, что утром появился Мус Фрид – пришел стричь наш газон. Отец мрачно читал спортивный журнал. Палец у него был намного лучше, но все еще забинтован.
Пока Мус стриг газон, я сидела в саду с книгой. Мне нравилось, как он напевает за работой. Еще мне нравились его зубы. Я видела их, когда он мне улыбался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30