– Бэтээр. Или Тимур. Или дядя Тимур. В общем, зови меня как хочешь. У меня имен – как собак нерезаных. И фамилия есть. Но разве в этом дело? Я тоже практически одинокий.
– Ну вот еще, – недовольно сказала за его спиной Пулька. – А я? У тебя я есть!
Он хотел ответить что-нибудь в том смысле, что в свете ее последних выходок с этим утверждением можно очень даже поспорить, но одинокая Любовь опередила его. Она как-то очень по-взрослому, снисходительно и понимающе улыбнулась едва заметно, качнула своим монументальным венком и ответила вместо него:
– Это совсем другое дело. У меня тоже всех много есть. И тетя Наташа, и ты, и Вера-Надя, и бабушка Настя… Это совсем другое дело.
– Тебе сколько лет, одинокая Любовь? – Бэтээр с изумлением смотрел на эту молекулу, которая оказалась средоточием всей мудрости мира. Кажется, за последние полчаса он наизумлялся на пол жизни вперед.
– Скоро будет шесть лет, – с тихой гордостью сказала одинокая Любовь. Подумала и добавила спокойно: – Если доживу, конечно.
– Любочка, иди ко мне, – ласково позвала тетя Наташа. – Что мы все какие-то глупости говорим и говорим. Пора гостя чаем поить, а то что человек о нас подумает?
– Бэтээр плохо не подумает, – сказала одинокая Любовь, поулыбалась Бэтээру взрослой понимающей улыбкой и понесла свой венок мимо него к тете Наташе. – Тетя Наташа, меня не надо на руках носить, Сегодня у меня ничего не болит, честное слово, я не обманываю.
Наверное, все-таки обманывала. Шла она медленно и осторожно, но все-таки заметно прихрамывала. Бэтээр заметил, как эта тетя Наташа смотрит на Любочку, а она заметила, что он заметил, нахмурилась, беспокойно шевельнулась, повертела головой, оглядываясь, и, по обыкновению, не очень громко сказала:
– Вера-Надя, давайте-ка сюда. У нас гость.
– Иду! – крикнула девчонка с косой из-за дома, вывернулась из-за угла и поскакала к ним.
– Иду! – крикнула та же девчонка с другой стороны улицы, вынырнула из зарослей сирени и тоже поскакала к ним.
Подбежали обе одновременно, встали рядом за спиной тети Наташи, уставились на Бэтээра веселыми светлыми глазами, явно ожидая его изумления или чего-нибудь в этом роде и заранее гордясь впечатлением, которое сейчас на него произведут. Нет уж, хватит на сегодня впечатлений, не будет он изумляться. Просто близнецы, никакой мистики. Хотя, вообще-то, не просто близнецы. До такой степени близнецы, что даже коленки у них одинаково сбиты – у каждой на левой коленке ссадина, замазанная зеленкой. Абсолютно одинаковые ссадины, и абсолютно одинаково замазаны. Близнецы заметили его взгляд, решили, что все-таки произвели впечатление, и рассиялись торжествующими улыбками. Что, конечно, уже было явным перебором – левый резец у каждой был чуточку сколот сбоку. Совсем небольшие сколы, но совершенно одинаковые. Ладно, убедили, – молча согласился Бэтээр. Произвели впечатление, ладно. Если, конечно, это у него просто в глазах не двоится.
– Справа от меня Вера, слева – Надя, – сказала тетя Наташа, не оглядываясь. – Мои племянницы. Девочки, это Тимур Романович.
Племянницы переглянулись, хитро ухмыльнулись, быстро покружились за ее спиной, несколько раз поменявшись местами, и опять замерли, таращась на Бэтээра весело и ожидающе. Если они действительно поменялись местами, то, на взгляд Бэтээра, все равно ничего не изменилось.
– Ничего не изменилось, – вслух подтвердила его впечатление тетя Наташа, так и не оглянувшись. – Справа – Вера, слева – Надя. Все время пытаются меня с толку сбить… Вера-Надя, принесите воды и поставьте чайник. Полина, вытри большой стол как следует и постели клетчатую скатерть. Вынь синенький сервиз… Любочка, ты не поможешь Полине чашки расставить? У тебя это особенно красиво получается…
– Нет! – торопливо сказал Бэтээр. – Какой чай? И так пол дня потерял! У меня сегодня работа срочная, а я разыскивать должен эту… Полину должен разыскивать! До инфаркта доведет, ей богу… Сколько там?.. Четвертый час уже! А? Что я должен думать?
– Зачем тебе думать? – тут же склочным голосом заорала Пулька. – Я тебе русским языком написала: поехала к тете Наташе! Буду в десять тридцать! Чего это сразу до инфаркта?! Меня менты обещали подбросить!
– В десять тридцать! – тоже заорал Бэтээр. – А сейчас уже сколько?! Я там с ума схожу! Откуда я знаю, где ты шастаешь?! В пубертатном возрасте!
– Сам ты в возрасте! – совсем взвилась Пулька. – Старый склеротик! Я тебе русским языком!..
– Пулька, я тебя все-таки выпорю, – с тихой яростью пообещал Бэтээр. – Ремнем. У меня солдатский ремень еще сохранился. Выпорю, Пулька.
Он замолчал, глубоко вздохнул и помотал головой. Ну никаких нервов же не хватит. Правда выпороть, что ли?
Кто-то подергал за штанину. Он глянул вниз – одинокая Любовь стояла, запрокинув голову в своем невероятном венке, и внимательно смотрела снизу ему в лицо.
– Бэтээр, это неправда, – снисходительно сказала она и понимающе улыбнулась. – Ты Полю не выпорешь.
– Откуда ты знаешь?..
Он вдруг страшно смутился, только сейчас сообразив, что свидетелями их с Пулькой очередной склоки стали посторонние люди. Тетя Наташа эта и дети. Дети! Господи, стыдно-то как… А все из-за Пульки, морды бессовестной, вон, хоть бы вид сделала, что осознает, так нет – хоть бы хны, стоит себе спокойненько, как будто так и надо… Впрочем, и Вера-Надя, и эта их тетя Наташа стоят себе спокойненько, посматривают с интересом, слушают внимательно… Как будто так и надо.
– Полина, когда ты обещала вернуться домой? – вдруг спросила тетя Наташа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12