По вашу душу, как вас уже информировали.
Парень тщательно обтер свою лапищу о штаны, сжал ладонь Олега и энергично тряхнул. Олег едва сдержался, чтобы не охнуть, – силища у парня была необыкновенная.
– Из самой Москвы, чо ли? – широко, белозубо улыбнулся «эксприятор», как называл его Прокудин.
– Жалуются на вас, приехал за правдой, – невольно улыбнулся в ответ Олег.
– Еще и в столицу затеялся жаловаться, тля зеленая! – беззлобно ругнулся Павел. – Слышь, москвич, ты походи тут, погляди, как мы живем, а мне телятам насыпать надо. Управлюсь – найду тебя, обустрою с дороги.
Олег выбрался со двора фермы, и его повела утоптанная тропинка. Земля одевалась первой весенней зеленью, и он с наслаждением вдыхал ее запах. Тропинка взобралась на пригорок – и внизу Олегу открылось большое круглое озеро. Полуденное солнце искрилось на воде, вытапливало последние островки льда. Олег присел на большой, выглаженный, наверное, многолетними посиделками валун...
Здесь и отыскал его через некоторое время Павел.
– Чо, москвич, нравится у нас? – Павел хозяйским жестом с гордостью раскинул руки. – Красота! Воздух пить можно... Я, когда это озеро увидел, сразу сказал: здесь жить будем! Ну чо, пидэмо куштуваты?
Олег с интересом поглядел на него:
– Ты кто? То «чокаешь», как сибиряк, то «хекаешь», как украинец, да еще и словечки украинские...
Павел хохотнул и произнес какую-то гортанную фразу.
– А это на каком? – спросил Олег.
– Это на афгани. Вернее, не на афгани, а так... – Павел смущенно хмыкнул и объяснил: – У меня врожденная способность к подражанию. Как у скворца или... попугая. Где живу, там и нахватываюсь – и словечек, и акцентов. Это абсолютным музыкальным слухом называется. А вообще я русский, просто вырос на Украине, в Николаеве, – знаешь такой город? Мой батька долго там служил. Он военный летчик у меня.
– Мой тоже летчиком был. Испытателем.
Они посмотрели друг на друга с откровенной симпатией.
На видавшем виды «козлике», близнеце того, на котором Олега подвез к Прокудину словоохотливый шофер, приехали в село, прошли в бревенчатый дом, добротный, но далеко не новый.
– Хозяйка моя на ферме, так что кормить я тебя сам буду, – сказал Павел, выставляя из холодильника тарелки с нарезанным розовым салом и деревенской колбасой. Задумчиво постоял и решительно захлопнул дверцу старенького «Минска».
– Ты извини, москвич, выпивать вечером будем, лады? У меня еще дела на ферме. А пока давай, чем богаты...
Павел, достав из печи чугунок, стал разливать по глубоким тарелкам щи. У Олега, ранним утром выпившего одинокую чашку холодной водицы – кофе-то он Марине Карповне подарил! – аж голова закружилась.
– Ух как пахнет! А я только вчера впервые увидел русскую печь. И еду из нее впервые попробовал.
Павел взглянул на него с добродушной иронией:
– Темнота столичная! Да уж, в ваших ресторанах такого никогда не приготовят. А тут Аленка еще и картошечки натомила – с сальцем, с лучком... Ты погоди, она вечером еще шанежек напечет – тогда скажешь. Что медлишь? Давай, садись.
– Павел, а где твое «чо»?
– Так я с москвичом г’ва-арю, – подчеркивая твердое «г» и растягивая «а», объяснил Павел. – Абсолютный слух, что поделаешь...
Во время обеда они почти не говорили, потом так же молча одновременно закурили, и Павел, пристально глянув на Олега, сказал:
– Спрашивай.
Олег нашел в сумке прокудинское письмо и молча протянул его Павлу. Тот прочитал, с досадой помотал русоволосой головой.
– Зачекай хвылечку... – вернул письмо Олегу и скрылся за плотными пестрыми шторами, отделяющими кухню от «залы». Через минуту вернулся, сел, развязал тесемки потрепанной папки с надписью «Дело №».
– Тут, москвич, не все так просто. Вот смотри, ферму эту я выкупил, правда, не за большие деньги, но по всем законам. И то, что я купил, слова доброго не стоило. При Советах нормальное хозяйство было, небольшое, но отлаженное. Но потом быстро пришло в упадок, запустело: народ кто в челноки подался, кого за счастьем в город потянуло, кто спился совсем. Тогда-то Прокудин ферму и приватизировал. Как уж это ему удалось – не знаю, не вникал. Только повел он дело, на мой взгляд, странно: коров перерезал и мясо продал, а тех, кто под нож не сгодился, – голодом уморил. Такой вот фермер... В общем, к тому времени, как мы с женой приехали, Прокудин был гол как сокол. А нам место сильно приглянулось, я говорил уже. Я, как отвоевал в Афгане, к родителям вернулся, они тогда уже в Подмосковье жили. Тут меня с Аленушкой судьба свела. И вот женился я, а работы путной не найду никак. Пробовал и охранником, и телохранителем – не могу, в лом... А больше – ну ничего, хоть наизнанку ввывернись! Аленка и говорит: поехали на мою родину. Я потосковал-потосковал да и согласился. Так что ферму эту я законно приобрел, и врет Прокудин про угрозы, он мне ее с радостью отдал, еще и «спасибо» говорил.
Олег слушал, просматривая бумаги.
– Вот тля зеленая! – вспомнил свое любимое ругательство Павел. – Ведь только на ноги вставать начали, кредиты возвращать! Народ поверил, потянулся работать на ферму. А тут эти дела пошли! Ты думаешь, это Прокудину надо? Нет, москвич, тут люди покруче интерес имеют... А Прокудин что – он теперь за поллитру на все готов. Мне его, дурака, даже иногда жалко, скоро человеческий образ совсем потеряет. А надо это олигарху одному, ему места здешние приглянулись – и лес, и озеро, рыбалка отличная. Он ко мне подъезжал: отдай, мол, землю под усадьбу... А мне самому здесь по душе. Понятное дело, не согласился... Он здесь виллу отгрохает, пляжи с лодочными станциями заведет, заборов понаставит, а люди к нему в услужение пойдут?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12